Взятие гуниба. Пленение вождя кавказских горцев шамиля и покорение восточного кавказа

Победа царской армии, подписание мирного договора и окончание организованного сопротивления на северо-восточном Кавказе.

Взятие Гуни́ба - военная операция Кавказской армии под командованием генерал-адъютанта А.И.Барятинского по блокаде и штурму ставки имама Шамиля в ауле Гуниб на одноимённом горном плато в Дагестане , происходившая -25 августа 1859 года .

Ситуация на северо-восточном Кавказе к лету 1859 года

16 батальонов пехоты,
1 сапёрная рота,
1 кавалерийский драгунский Северский полк ,
13 сотен казаков и милиции,
18 орудий

Общая численность частей Кавказской армии под Гунибом достигала 16 000 человек .

Исходные позиции

Кавказская армия взяла гору в плотное кольцо. Общий резерв и ставка главнокомандующего находились восточнее Гуниба, в Кегерском ущелье. Главнокомандующий, генерал Барятинский, прибыл к Гунибу 18 августа . Расположение блокирующих войск (по сторонам горы) к этому времени было следующим :

Александровский И.Ф. «Русский лагерь под Гунибом» (1895)

1 батальон Самурского полка,
5 сотен

1 батальон ,
1 батальон Самурского полка

2 батальона Дагестанского полка ,
стрелковый 18-й батальон

2 батальона Апшеронского полка ,
1 батальон Самурского полка,
стрелковый 21-й батальон

Резерв (Кегерское ущелье):
2 батальона ,
4 батальона Ширванского полка ,
1 рота сапёров,
драгунский Северский полк

Защитники Гуниба расставили посты по периметру вершины горы на наиболее опасных участках. Основные же силы с одним орудием заняли оборону в верхней части восточного склона у тропы, ведущей вниз. Здесь же находился командный пункт Шамиля.

Переговоры о капитуляции Шамиля

По завершении окружения Гуниба командованием Кавказской армии предпринимались попытки путём переговоров склонить Шамиля к сдаче. Первой причиной к тому было желание избежать кровопролития в бою, исход которого был предопределён самой расстановкой сил. Вторая причина была в том (как заметил французский посол Наполеон Огюст Ланн, герцог Монтебелло), что героически погибший в бою Шамиль сделал бы вакантным место вождя Кавказа, напротив же - Шамиль пленённый сохранил бы это место за собой, но был бы уже не опасен . Переговоры, однако, ни к чему не привели и Барятинский не без оснований полагал, что Шамиль ведёт их исключительно с целью выиграть время до осенних холодов, когда лишившаяся припасов русская армия вынуждена будет снять блокаду. Путей к мирной развязке событий практически не оставалось.

Осада

Осадные работы вокруг Гуниба были начаты 23 августа под руководством генерала Э.Ф.Кесслера . Устраивались позиции для артиллерии и пехоты, готовились лестницы и верёвки для передовых штурмовых команд. По всей окружности горы разыскивались и при возможности занимались места, наиболее благоприятные для подъёма на гору. В расположении блокирующих войск были сделаны изменения. Из резерва выдвинулись вперёд все четыре батальона Ширванского полка; два из них ещё в ночь с на 23 августа выдвинулись и закрепились на восточном склоне Гуниба ; два других, а также 5 сотен Дагестанского конно-иррегулярного полка переместились на северное направление.Общее расположение войск к 23 августа было следующим :

Отряд полковника Кононовича (восток):
1-й, 2-й батальоны Ширванского полка

Отряд генерал-майора Тархан-Моуравова (север - северо-восток):
3-й, 4-й батальоны Ширванского полка,
2-й батальон Грузинского гренадерского полка ,
1-й батальон Самурского полка,
5 сотен Дагестанского Конно-иррегулярного полка ,
2 сотни даргинской конной милиции

Отряд полковника Радецкого (запад):
2-й и сводно-стрелковый батальоны Дагестанского полка ,
18-й стрелковый батальон

Отряд полковника Тергукасова (юг):
1-й, 4-й батальоны Апшеронского полка ,
4-й, 5-й батальоны Самурского полка,
21-й стрелковый батальон

Резерв (Кегерское ущелье):
2 батальона лейб-гренадерского Эриванского полка ,
1 рота сапёров,
1 драгунский Северский полк

Штурм

Занковский И.Н. «Сакля Шамиля» (1860-1880е)

Сторожевые посты осаждённых по всей горе, узнавая о прорыве и опасаясь быть отрезанными от основных сил, начинали отходить к аулу. Те, что оказались отрезанными от своих, пытались скрыться в пещерах вдоль протекающего через Гуниб ручья . Отступил к селению и отряд под командованием Шамиля, защищавший восточный пологий склон. В это время и на северный обрыв горы поднялись передовые части Грузинского гренадерского и Дагестанского конно-иррегулярного полков.

Защитники Гуниба заняли позиции за завалами в самом селении, на приступ которого шли батальоны Ширванского полка, которых поддерживали занесённые на скалы 4 орудия. Бои на окраинах селения стали наиболее ожесточёнными. Здесь полегла большая часть сторонников Шамиля, и здесь же Кавказская армия понесла самые серьёзные потери за всё время штурма.

К 9 часам с западной стороны на Гуниб поднялись части Дагестанского полка, и практически вся гора была в руках штурмующих. Исключение составляли несколько построек в самом ауле, где укрылись Шамиль и 40 оставшихся в живых мюридов .

К 12 часам на Гуниб поднялись генерал Барятинский и другие военачальники. К Шамилю снова был направлен парламентёр с предложением прекратить сопротивление. В бою участвовали кроме русских такие нации как:дагестанцы, чеченцы, грузины, ингуши.

Пленение Шамиля

Около 4-5 часов пополудни Шамиль во главе конного отряда в 40-50 мюридов выехал из аула и направился вверх на гору, к берёзовой роще, где его ожидал Барятинский со своей свитой. Путь Шамиля сопровождали крики «ура» русских войск. Недалеко от того места, где находился главнокомандующий, отряд всадников был остановлен и дальше имам проследовал пешком в сопровождении троих приближённых. Барятинский встречал Шамиля сидя на камне, в окружении множества генералов и войск. Командующий упрекнул Шамиля в том, что тот не принял предложений о сдаче ещё до штурма. Имам ответил, что во имя своей цели и своих приверженцев должен был сдаться тогда только, когда не останется никакой надежды на успех . Барятинский подтвердил свои прежние слова о безопасности самого Шамиля и его семьи и сказал, что тому придётся отправиться в Петербург для ожидания дальнейшего решения о его судьбе самого императора. Вся беседа длилась не более нескольких минут . Вслед за этим Шамиль был сопровождён в военный лагерь на Кегерских высотах, откуда вскоре должен был отправиться вглубь России.

Итоги и последствия

Потери сторон

Потери русской армии во время штурма по официальным данным :
убитыми - 19 нижних чинов, 2 милиционера;
ранеными - 7 офицеров, 114 нижних чинов, 7 милиционеров;
контуженными - 2 офицера, 19 нижних чинов.

Наполеон Огюст Ланн, ссылаясь на частные беседы с русскими офицерами, говорит о потерях в 600 человек ранеными и убитыми .

Потери защитников Гуниба - 360 убитых . 40 -

Пленение Шамиля нанесло решающий удар по мюридизму и положило конец организованному сопротивлению на северо-восточном Кавказе (разрозненные восстания происходили и в последующие годы), а также способствовало скорейшему завершению войны и на северо-западном направлении.

Согласно преданию, после сдачи Шамиля в плен, сотня всадников во главе с наибом - Байсангуром Бенойским бросилась на прорыв. В результате яростной атаки, тридцати из них во главе с Байсангуром, прорвав кольцо, удалось вырваться из окружения и пробраться в Чечню. Остальные погибли. Но документального подтверждения свидетелей и очевидцев тех событий это предание не имеет.

: ООО «Издательство «Полигон», 2003. - ISBN 5–89173–212–2

Осада Гуниба и пленение Шамиля в воспоминаниях Д.И. Святополк-Мирского

Осада Гуниба и пленение Шамиля - это известные исторические фрагменты завершающего этапа войны царской России против Имамата Имамат - мусульманское теократическое государство мюридов Чечни и Дагестана под управлением имама Шамиля, существовавшее в 1829-1859 гг. Завоевано Российской империей в ходе Кавказской войны. Чечни и Дагестана, которые достаточно подробно освещены многими авторами, очевидцами и современниками, участниками Кавказской войны. На эти события по горячим следам и позже откликнулись публикациями журналы «Современник» Зиссерман А. Очерк последних военных действий на Восточном Кавказе // Современник. - 1860. - № 7 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/ Воките^у/Каука7/Х1Х/1840-1860/7^егтапп/осегк4.Ит., «Русский вестник» Внутренние известия // Русский Вестник. - 1859. - № 9 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/RV/9_1859.htm., «Русский архив» Гр. А. О-Д. Частное письмо о взятии Шамиля. 1859 // Русский архив. - М., 1869. - Т. 6. - С. 1046-1063., «Военный сборник» Стрелок Н.Н. Из дневника старого кавказца // Военный сборник. - 1870. - № 11., «Русская старина» Солтан В. На Гунибе в 1859 и 1871 гг. // Русская старина. - СПб., 1892. - Т. 74. - С. 392-418; Записки М.Я. Ольшевского. Кавказ с 1841 по 1866 // Русская старина. - СПб., 1894. - Т. 82. - С. 228-240., «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа» (СМОМПК) Шульгин С.Н. Рассказ очевидца о Шамиле и его современниках // СМОМПК. - Тифлис, 1903. - Т. 32. - С. 10-24., «Исторический вестник» Аноев А. Из кавказских воспоминаний // Исторический вестник. - 1906. - № 9., «Красный архив» Бушуев С. К биографии Шамиля // Красный архив. - 1941. - № 2 (105)., где были напечатаны статьи, воспоминания и письма А. Зиссермана, А. Орлова-Давыдова, М. Ольшевского, С. Шульгина, Н. Стреллока, А. Аноева, С. Бушуева и других. Не все публикации имели равное значение, многие из них демонстрировали яркий пример тенденциозности, не раскрывали истинных социально-политических причин событий и освещали их в выгодном для царизма свете, оправдывая методы ведения войны и военно-колониальную систему управления. Тем не менее, именно благодаря этим материалам до нас дошли важнейшие факты и эпизоды периода Кавказской войны, что позволяет сделать собственные выводы и заключения.

Особняком в этом ряду стоят воспоминания военного министра царствования Александра II, участника взятия Гуниба, графа Д.А. Милютина Милютин Дмитрий Алексеевич (1816-1912) - генерал-адъютант, военный и государственный деятель России, принимал участи в осаде и штурме Гуниба., где детально описываются интересующие нас события. Написаны мемуары были уже после его отставки - в 1889-1892 гг. Они долго не издавались и хранились в личном фонде графа в Отделе рукописей бывшей Ленинской библиотеки. В 1997-2006 гг. «Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Д.А. Милютина» в семи томах были опубликованы в Москве, под редакцией профессора Л.Г. Захаровой.

Указанные события запечатлены также в хрониках и воспоминаниях представителей противоборствующей стороны, возникших, как подчеркивал И.Ю. Крачковский, «в той самой среде, которой были посвящены». Исключительно важный фактический материал подготовил дагестанский арабоязычный автор XIX в. Гаджи-Али, который занимал в имамате высокие должности и «был довольно близким к имаму человеком». Работа «Сказание очевидца о Шамиле» впервые опубликована в 1873 г. в «Сборнике сведений о Кавказских горцах». По мнению В.Г. Гаджиева, она основана «на личных впечатлениях автора с довольно широким использованием сведений, полученных им из вторых и даже третьих рук» Гаджиев В.Г. Предисловие. Гаджи-Али и его место в изучении истории движения горцев Дагестана и Чечни под водительством Шамиля [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://a-u-l.narod.rU/Gadji-Ali_Skazanie_ochevidza_o_Shamile.html#glava-p..

Среди дагестанских исторических сочинений XIX в. труды Абдурахмана из Газикумуха занимают особое место. Его наследие стало доступно широкому кругу историков сравнительно недавно, когда были опубликованы воспоминания автора «о делах жителей Дагестана и Чечни» Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний Абдурахмана, сына шейха Тариката Джамалуддина ал-Хусайни о делах жителей Дагестана и Чечни. - Махачкала, 1997 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/ Arabojaz_ist/Gazikumuchi_Ш/text4.htm..

осада гуниб имам война

Интересная информация о Кавказской войне и пленении Шамиля содержится в труде бывшего секретаря имама и муфтия имамата - Мухамада-Тахир Аль-Карахи, переведенном на русский язык А.М. Барабановым и впервые опубликованном в Москве в 1941 г. Мухамад-Тахир аль-Карахи. Блеск дагестанских шашек в некоторых Шамилевских битвах / Перевод А. Барабанова. - М., 1941.

С рукописными воспоминаниями Центральний державний історичний архів України в м. Києві (далі - ЦДІАК України), ф. 2056, оп. 1, спр. 89, 101 арк. князя Д.И. Святополк-Мирского о князе А.И. Барятинском Барятинский Александр Иванович (1815-1879), генерал-фельдмаршал, главнокомандующий войсками Отдельного Кавказского корпуса. С его именем связано окончание Кавказской войны и пленение Шамиля в 1859 г., хранящимися в Центральном государственном историческом архиве Украины в г. Киеве, автор впервые ознакомился в 2005 г. в ходе работы над кандидатской диссертаций. Но только сейчас было принято решение проанализировать и обнародовать отдельные исторические события Кавказской войны, описанные одним из высших офицеров Кавказской армии и, что немаловажно, непосредственным участником событий. В военных кампаниях против «непокорных горцев» в 1859 г. князь Д.И. Святополк-Мирский возглавлял походный штаб Дагестанского отряда генерал-адъютанта барона А.Е. Врангеля, который вытеснил Шамиля из Аварии, заставил его укрыться в Гунибе и принимал активное участие в штурме укрепленного аула. За отличия в этих событиях князь Д.И. Святополк-Мирский был награжден орденами св. Анны 1-й ст. и св. Владимира 3-й ст.

Несмотря на то, что историография данной проблемы является достаточно обширной, на наш взгляд, воспоминания еще одного очевидца гунибской драмы, его характеристика Шамиля Имам Шамиль вместе со своими родственниками и обслугой в 1868-1869 гг. жил в Киеве в Крепостном переулке, о чем извещает бронзовая мемориальная доска на доме № 4. и военной обстановки, сложившейся вокруг этого, поистине знаменательного исторического события для всей кавказской кампании, вызовет интерес в научной среде.

До сих пор представленные материалы князя Д.И. Святополк-Мирского не пользовались особым вниманием украинских историков и просматривались только одним исследователем - и то, в далеком 1950 г., когда изучение мемуаров о представителях высших сословий для советских ученых вообще не являлось актуальным, а вопросы покорения кавказских народов лишний раз старались не поднимать. В своих воспоминаниях князь подробно описывает свой конфликт с генералом Н.И. Евдокимовым Евдокимов Николай Иванович (1804-1873) - генерал-от-инфантерии, участник Кавказской войны, принимал участие в осаде и штурме Гуниба. в 1861 г., а также поездку в Париж, где он выполнял личные поручения своего покровителя - князя А.И. Барятинского. Не мог, естественно, обойти вниманием Д.И. Святополк-Мирский знаменательный в жизни князя А.И. Барятинского и немало значивший для самого автора мемуаров 1859 г., когда пленением имама Шамиля закончилась Кавказская война на Тереке. Это событие автор описывает весьма подробно. По занимаемой должности начальника штаба войск Дагестанской области и будучи одним из приближенных главнокомандующего, он ежедневно бывал в его ставке под Гунибом, где доверительно общался с ним и, следовательно, был в курсе всех значимых происшествий, случавшихся в ходе осады крепости.

Как следует из воспоминаний, Д.И. Святополк-Мирский во время пленения Шамиля находился вместе с бароном А.Е. Врангелем и войсками в 100 шагах от места, где происходили основные действия ЦДІАК України, ф. 2056, оп. 1, спр. 89, арк. 80.. Глава, которая посвящена интересующему нас вопросу, весьма обширна, состоит из 21 листа и называется «Воспоминания за 1859 г.».

«Приступая к описанию военных событий этого года, поскольку я был в них замешан посредством моих близких отношений к Барятинскому и в силу его ко мне доверия, - пишет Д.И. Святополк-Мирский, - я должен сделать над собой усилие, чтобы сказать всю правду. Должен сделать усилие, потому что чувствую, как читающие эти строки легко могут заподозрить меня не более чем в хвастовстве и потому что мне придется указывать на слабости и ошибки людей, достойных уважения и глубоко многоуважаемых» Там само, арк. 67..

Далее автор повествует о подробностях назначения его начальником штаба войск Дагестанской области, характеризуя при этом своего непосредственного начальника барона А.Е. Врангеля Там само. как почтенного, благородного рыцаря, но рыцаря часто капризного, а подчас и строптивого Там само..

Свои воспоминания об осаде аула и пленении Шамиля мемуарист начинает словами: «Итак, драма близилась к концу. Грозный Шамиль с несколькими стаями оставшихся у него приверженцев укрепился в Гунибе, последнем своем убежище. Его окружала со всех сторон масса наших войск. И мы все- таки стояли в недоумении, не зная, что делать и не без опасения относительно окончательного исхода дела. Причиною тому были не столько крепость Гунибской местности, сколько нравственное обаяние засевшего там героя» Там само, арк. 76 зв..

Автор анализирует последствия возможной гибели или же прорыва из окружения Шамиля, говорит о выгоде для общего дела, в случае принуждения его к сложению оружия и сдачи в плен: «Мертвый или павший в бою, он остался бы в глазах горцев живой легендой, способной создать нам немалые затруднения в будущем. Успей он спастись бегством хотя бы один, и могла опять повториться история Ахульго Имеется в вицу блокада и штурм в августе 1839 г. дагестанского аула Ахульго, резиденции Шамиля. Тогда раненому Шамилю удалось вырваться из окружения вместе с двумя десятками сподвижников и через некоторое время собрать новые отряды для продолжения борьбы.. Нам нужно было заставить его сдаться», - замечает Д.И. Святополк-Мирский.

«Начавшиеся переговоры вначале ни к чему не привели, - продолжает автор, - потому что Шамиль не верил нам и имел право не верить, судя по прошлому». Тогда, по настоянию Д.А. Милютина, Н.И. Евдокимова и Э.Ф. Кесслера, было принято решение организовать осаду Гуниба по всем военным правилам. Так как это требовало продолжительного времени, то присутствие князя А.И. Барятинского в расположении войск было признано военачальниками нецелесообразным, якобы «могущим скомпрометировать главнокомандующего в глазах только что покорившегося населения». Д.И. Святополк-Мирский откровенно сообщает об интригах среди военачальников, которые хотели под благовидным предлогом удалить А.И. Барятинского из-под Гуниба, самим овладеть крепостью и присвоить себе всю славу покорителей Восточного Кавказа: «нашим славным начальством овладело какое-то умопомешательство, и впечатление это ощущал далеко не я один». Однако, по мнению автора воспоминаний, это торжествующее шествие по стране, памятной нашими неудачами и кровавыми жертвами, стране, только что считавшейся недоступной, было А.И. Барятинскому по сердцу, и, правду сказать, по своей наружности и приемам он вполне подходил к такой роли.

Как утверждает мемуарист, А.И. Барятинский приглашал его к себе ежедневно - больше для своего удовольствия, чтобы поговорить по душам о разных предметах. О деле говорилось только вскользь, мимоходом. Главнокомандующий был мастер уклоняться от разговора, которого не желал. «Но я замечал, однако, что он часто задумывался и был чем-то недоволен», - подчеркивает Д.И. Святополк-Мирский Там само, арк. 76. Там само, арк. 77..

Тем не менее, разговор, который долго откладывался А.И. Барятинским, всё-таки состоялся, что было зафиксировано автором воспоминаний: «Наконец, не помню которого именно числа августа, он прислал за мной довольно рано, в необычный час. Я застал его в большом волнении, прохаживающимся быстрыми шагами по палатке, из угла в угол, как лев в клетке» Там само..

Подробно излагается и содержание его разговора с А.И. Барятинским. Д.И. Святополк-Мирский пишет, что, походив еще немного, главнокомандующий вдруг уперся в него своими проницательными глазами, которые горцы называли «гузлер-яман», и сказал по-французски: «Вы знаете, что я смотрю на вас, как на родного брата, я знаю, что вы мне преданы и имею большое доверие к вашему мнению. Ответьте мне прямо и откровенно, ничем не стесняясь, на мой вопрос - меня уговаривают уехать отсюда, и я уже почти согласился. Что вы об этом думаете?» Там само, арк. 77 зв..

«Вы себе не можете представить, - ответил я, - насколько я счастлив вашим вопросом, на который я могу ответить без минуты колебания. Вы должны умереть здесь на месте или взять Шамиля». От такого ответа А.И. Барятинский пришел в восторг и умиление: «Да, - сказал он, - вы правы, это, в сущности, было и всегда моим мнением, но вот, что мне говорят». И он стал излагать доводы его официальных советников, которые, как полагает автор, не стоит и «повторять из-за их неосновательности».

Результатом их разговора стало то, что главнокомандующим тотчас было отдано приказание об отмене отъезда из-под Гуниба, чем, по предположению автора, сильно огорчил своих советников: «Милютин был точно ошеломлен, он, казалось, с трудом верил происходящему на глазах, столь неожиданному, Евдокимов как будто о чем-то сожалел и о чем-то раздумывал. Оба они в глубине души считали себя, один в теории, другой - на практике, более знающим и умным, чем Барятинский, и вдруг оказалось противное -дилетант превзошел артистов».

Воспользовавшись полученным правом советчика, Д.И. Святополк-Мирский начал доказывать А.И. Барятинскому, что длительная осада Гуниба невозможна и что Гуниб может и должен быть взят если не прямым штурмом, то «постепенной эскаладою» Там само, арк. 76. Эскалада (с французского - лестница) - штурм крепостей с помощью лестниц.. А.И. Барятинский не отвергал ни то, ни другое предложение. Однако он выразил опасение, что при штурме Шамиль может погибнуть, между тем, как необходимо взять его живым. После долгих рассуждений, не согласившись на штурм, главнокомандующий остановился на том, что нужно разрешить «всем начальникам колонн делать попытки к овладению Гунибом по их усмотрению и под их ответственность, обещая щедрую награду тому, кто в этом преуспеет, и 1000 рублей тому лицу, которое возьмет Шамиля в плен» Там само, арк. 79..

Автор воспоминаний откровенно пишет о том, что после этих событий отношение высших офицеров отряда к нему ухудшилось, а его личное положение сделалось затруднительным и фальшивым: «главнокомандующий, так сказать, не выпускал меня из своей палатки, а после наших свиданий делались часто распоряжения, которые приписывались моему влиянию, и многие стали смотреть на меня косо или прямо враждебно». Лишь только честный и добрый Врангель не имел претензий и говорил шутливо: «Я потерял начальника штаба, но он там (в палатке главнокомандующего. - А.Д) полезнее» Там само, арк. 79 зв..

Распоряжения, сделанные А.И. Барятинским, предоставившие большую самостоятельность и давшие возможность проявить инициативу командующим колонн, наиболее знакомым с условиями местности и обстановкой на своем участке, оказались успешными. Как пишет автор, «войска с разных направлений одновременно бросились на штурм и взобрались на Гуниб, и раньше всех солдаты Апшеронского полка» Там само, арк. 80..

Автор воспоминаний выражает уверенность в том, что Шамиль сдался в плен только ради спасения своего семейства: «Он смерти не боялся и, сдаваясь, ожидал скорее казни, чем помилования, несмотря на уверения Лазарева Лазарев Иван Давидович (1820-1879) - российский генерал, перед капитуляцией Шамиля отправился к нему в Гуниб для переговоров об условиях сдачи в плен., встретившего его у выхода из аула». Он отмечает исключительную роль генерала И.Д. Лазарева в событиях и показывает психологическое состояние Шамиля в момент сдачи в плен: «Полагаю, однако же, что увещевания Лазарева на него подействовали, и Лазарев в том случае, как и вслед за тем, при обезоруживании мюридов, сопровождавших Шамиля, оказал важную услугу. Находясь с Врангелем и войсками в 100 шагах от аула, я видел, как Шамиль переговаривался с Лазаревым и после некоторого времени колебания двинулся к нам в сопровождении десятка мюридов. Все они были вооружены. Встретившись с Шамилем, Врангель подал ему руку, которую тот, однако, не принял. Шамиль имел вид взволнованный и решительный, как человек, идущий на казнь».

Д.И. Святополк-Мирский откровенно пишет о том, что он при представлении плененного Шамиля главнокомандующему А.И. Барятинскому не присутствовал, так как оставался на позиции перед аулом: «Изобразив меня на своей картине «Плен Шамиля», стоящим возле главнокомандующего, Горшельд Там само, арк. 80. Речь идет о немецком художнике Т. Горшельте (1828-1871), очевидце событий под Гунибом, авторе картины «Плененный Шамиль» (1863). поддался фантазии артиста», - замечает он. Тем не менее, автор пытается воспроизвести эпизоды встречи Шамиля с А.И. Барятинским: «На приветствие главнокомандующего и упрек, что он так долго медлил сдаваться, Шамиль отвечал грубо, сказав, что кто раз вступил в га-о [...] тот остерегается - намек на случаи, когда он считал себя нами обманутым. Фраза эта, кажется, была смягчена переводчиком» Там само, арк. 81 зв..

Далее Д.И. Святополк-Мирский излагает свои мысли относительно того, кому из русских военачальников того времени принадлежит главная заслуга в пленении Шамиля и покорении Дагестана и Чечни. «Итак, Шамиль взят, - пишет он, - покорение Восточного Кавказа, прослывшее невозможным, свершилось двумя годами раньше, чем на это рассчитывал главный исполнитель этого великого дела Евдокимов. Кому же приписывать заслугу покорения Восточного Кавказа? Барятинскому или Евдокимову, или даже Милютину? Такой вопрос обсуждался уже неоднократно, и будет обсуждаться еще более в будущем» Там само..

У автора по этому вопросу имеется своя собственная точка зрения, которую он пытается аргументировать, логически связав в единую цепь основные события на Кавказе, происходившие в последние несколько лет, с деятельностью А.И. Барятинского, Н.И. Евдокимова и Д.А. Милютина.

Д.И. Святополк-Мирский предлагает представить себе, как повернулись бы здесь события с 1856 г., если бы в них не принимали участие названные им лица. «Не будь Милютина, - убежденно говорит он, - его легко заменил бы кто-нибудь другой. Не будь Евдокимова, завоевание Чечни случилось бы несколько времени больше. Не будь Барятинского, не было бы ничего из того, что при нем свершилось, и можно даже допустить, что Кавказская война продолжалась бы до сих пор. Для меня, по крайней мере, это ясно, как день», - категорически резюмирует Д.И. Святополк-Мирский.

• · Воля главнокомандующего предпринять быстрое покорение Кавказа.
• · Предоставление нужных для этого средств.
• · Самое энергичное употребление этих средств, то есть беспрерывность военных действий против горцев, замена прежней системы временных экспедиций.

Д.И. Святополк-Мирский считает, что первый из этих факторов находится исключительно в личности самого А.И. Барятинского, второй - предоставлен доверием к нему императора, выделившего для окончания Кавказской войны необходимое количество войск и денег. Что касается беспрерывности военных действий, то автор напоминает, что еще в 1853 г. А.И. Барятинский указывал на эту меру, как на единственное средство покорения горцев. «Итак, - заключает свою мысль Д.И. Святополк-Мирский, - источником главных факторов, приведших к быстрому покорению Кавказа, является, неоспоримо, Барятинский, все остальное имело лишь вспомогательный характер».

Заслуга А.И. Барятинского, по мнению автора, состоит даже в том, что он выбрал Д.А. Милютина в качестве начальника своего штаба и угадал с назначением Н.И. Евдокимова, пользовавшегося до того, что бы там кто не говорил, «сомнительной репутацией наилучшего исполнителя своих намерений».

Несмотря на слухи о злоупотреблениях Н.И. Евдокимова, он стал одним из ближайших сподвижников А.И. Барятинского, который нашел в грубоватом, полуграмотном «генерале от народа» отличного практика, разделяющего его мнение и надежды, отличительными качествами которого, как следует из воспоминаний, были настойчивая непреклонность, безжалостная воля в преследовании цели и понимание особенностей Кавказской войны Там само, арк. 83. Д.И. Святополк-Мирский намекает на известные темные стороны деятельности генерала Н.И. Евдокимова на Кавказе, связанные с финансовыми махинациями. Он имел репутацию откровенного казнокрада. Согласно воспоминаниям А.Л. Зиссермана, А.И. Барятинский прикрывал своего исполнительного подчиненного от царского гнева, а критикам Н.И. Евдокимова говорил: «Евдокимов украдет 100 рублей, а пользы принесет на 10 тысяч». См.: Муха- нов В.М. Наброски к портрету генерала Н.И. Евдокимова // Кавказский сборник. - М., 2008. - Т. 5 (37) / Под ред. В.В. Дегоева. - С. 156-158. ЦДІАК України, ф. 2056, оп. 1, спр. 89, арк. 83..

В официальной переписке того времени вместо слова «покорить» стали употреблять другой термин - «умиротворение», авторство которого Д.И. Святополк-Мирский приписывает Д.А. Милютину. Оценивая последнего как человека высоких правил и поступков, доблестного гражданина, государственного деятеля, военного писателя и ученого, мемуарист не признает его военных заслуг и способностей. Роль его на Кавказе Д.И. Святополк-Мирский характеризует как пассивную и канцелярско-исполнительскую, чему он якобы имеет много доказательств Там само, арк. 84 зв.. При этом подчеркивает, что, придя к такого рода выводам, вовсе не отрицает и не умаляет ничьи заслуги - от советников главнокомандующего до рядового солдата, «проливавшего свою кровь и пот в борьбе с горцами» Там само, арк. 83 зв..

От признания исключительных заслуг князя А.И Барятинского и восторженных эпитетов в адрес главнокомандующего Д.И. Святополк-Мирский переходит к критике некоторых его человеческих качеств, таких как самомнение, тщеславие, обидчивость и эгоцентризм. Пленение Шамиля, по свидетельству автора, привело А.И. Барятинского в какой-то детский восторг. Радость его не имела пределов и доходила даже до неприятного злоупотребления в отношении близких. Он постоянно возвращался к этому событию, вспоминал обстоятельства и подробности. Например, как он послал в отряд А.Е. Врангеля Р.А. Фадеева Фадеев Ростислав Андреевич (1824-1883) - генерал-майор, военный историк, состоял в службе при А.И. Барятинском. с приказанием, противоречащим воззрениям Д.А. Милютина и Н.И. Евдокимова, и распек Р.Х. Тромповского Тромповский Роберт Христианович - полковник, адъютант А.И. Барятинского. Там само, арк. 85 зв. за то, что не взял с собой красных штанов, чтобы сопровождать Шамиля в Петербург и тому подобное. Любимой темой разговоров А.И. Барятинского было также представление о том, что известие о взятии Шамиля попадет в Петербург, как этому обрадуется государь, «какие рожи скорчат» при этом его враги и завистники.

Д.И. Святополк-Мирский вспоминает, что после пленения Шамиля тут же на Кечерских высотах стал свидетелем сцены, когда он с Д.А. Милютиным находились в палатке А.И. Барятинского. Главнокомандующий снова стал говорить о последних событиях, акцентируя внимание на том, как он предвидел и предсказал все, что случилось. Д.А. Милютин, которому такой разговор не мог быть приятен и даже надоел, как показалось автору, вдруг обронил: «Что же это, колдовство?». «Нет, не колдовство, Дмитрий Алексеевич, - возразил серьёзным тоном А.И. Барятинский, - а верная оценка обстоятельств» Там само, арк. 86.. На этом разговор прекратился, и, по мнению Д.И. Свято- полк-Мирского, это стало началом последующих столкновений, завершившихся полным разрывом отношений между Д.А. Милютиным и А.И. Барятинским.

После окончания Крымской войны российское правительство повело решительное наступление на Шамиля. Существенно возросла численность русской армии. В августе 1856 года Александр II назначил наместником Кавказа и новым главнокомандующим кавказской армией князя А.И. Барятинского. В 1856-1857 гг. отряд генерала Н.И. Евдокимова выбил Шамиля из Чечни. В апреле 1859 года штурмом взята новая резиденция имама - село Ведено. В 1857-1859 годах Барятинскому удалось завоевать всю Чечню и повести наступление на Дагестан. В августе 1859 года, после ожесточенного сражения в ауле Гуниб, Шамиль сдался и был взят в плен. Имамат прекратил свое существование. Последний крупный очаг сопротивления горцев - урочище Кбааде - был взят русскими войсками в 1864 году. Многолетняя кавказская война закончилась.

ЗА ТРИ ГОДА

Летом 1856 года Барятинский был назначен командующим Отдельного Кавказского корпуса и сначала (с 1 июля 1856 года) «исправляющим должность Наместника», а уже в августе того же года - Наместником Кавказа с производством в генералы от инфантерии…

Для Александра Ивановича это была большая честь и большая ответственность. «Трудиться буду, чтобы оправдать великую милость, счастье и великую честь для меня». Он понимал, что затяжное кровавое противостояние на Кавказе требовало завершения, и завершения победного. Но как, какими средствами, какими силами?

Барятинский предложил разделить Кавказ на военные округа, поставив во главе каждого командующих. Всем им предоставлялись большие права, особая же ставка делалась на инициативу и умение брать ответственность на себя. Было также предложено срочно нарастить численность сосредоточенных на кавказском театре войск. Инициативы Барятинского по первости не встретили поддержки со стороны как военного, так и финансового ведомства. Откуда брать деньги? Да и время ли для решительных действий? Не испортят ли эти меры отношения с Европой? Не выгоднее ли будет законсервировать эту злосчастную войну до лучших времен? Под давлением министров заколебался и Александр II - шутка ли, на кавказские дела Барятинский просил чуть ли не треть военного бюджета страны. Но тут уж сам «проконсул» пошел в наступление на монарха. То, о чем он говорил, выглядело почти ультимативно - надо отнестись к Кавказской войне как к делу первейшей государственной важности или, отказавшись от нее, поставить крест на русском влиянии в этом регионе. Вялотекущие, разрозненные и малосильные военные операции только скомпрометируют Россию в глазах того кавказского населения, которое готово примкнуть лишь к тому, кто победит. А победить должна Россия. Тогда мирные чеченцы и дагестанцы увидят в ней надежного защитника, что окончательно подорвет влияние Шамиля. Пребывать же на Кавказе по принципу «не мир - не война» - значит перечеркнуть результаты многолетних усилий Российского государства по оставлению Кавказа за собой. И Александр уступил этому напору, пообещав всяческую поддержку.

Барятинский перешел к мощной наступательной тактике. Каждая военная операция разрабатывалась и обсуждалась до мельчайших деталей. Главнокомандующий презирал те якобы победные наскоки на противника, которые не давали русским войскам никаких стратегических преимуществ, но приносили немалые и бессмысленные потери. Теперь главная задача для него состояла в том, чтобы с минимальными потерями и по возможности быстро усмирить Кавказ, а еще и в том, чтобы нейтрализовать посягательства на Кавказские территории Англии, Персии и Турции, которые также стремились распространить на них свое влияние. К концу лета 1858-го Большая и Малая Чечня были заняты и Шамиль с остатками верных ему войск вынужден был отойти в Дагестан. В скором времени на его территорию были предприняты массированные наступления, и в августе 1859-го состоялся завершающий акт многолетней драмы, известной как «Кавказская война». Последнее прибежище имама Шамиля, расположившееся на горе Гуниб-Даг, было окружено плотным кольцом, помощи засевшим в горах ждать было неоткуда. 25 августа состоялся штурм аула Гуниб, Шамиль сдался на милость победителя.

Надо сказать, что имя Барятинского среди горцев уже было широко известно и произносилось с уважением - он неизменно был щедр, справедлив, с искренним уважением относился к кавказцам, способным работать, а не бандитствовать. Барятинский действовал, как дальновидный и опытный дипломат, ничем не оскорбив национальные чувства горцев и не раз подавая примеры полного доверия к людям честным и дельным. Он постоянно помогал местному населению и деньгами, и продовольствием, и медикаментами. Видимо, именно поэтому окруженный в Гунибе Шамиль напрасно взывал к жителям аула полечь как один, но не дать себя в руки неверных. Это было ответом Шамиля на предложение Барятинского сдаться и не губить понапрасну женщин и детей, скрывавшихся за стенами этого горного селения. Начавшийся штурм показал Шамилю, что его положение безнадежно. Русские дали еще четверть часа на размышление. Разумеется, Барятинскому ничего не мешало уничтожить загнанного в свое логово зверя, но сдавшийся Шамиль был куда предпочтительнее для Барятинского, чем мертвый. Легко понять его чувства, когда из крепости сообщили: «Шамиль сложил оружие. Шамиль выйдет к русским». За три года Барятинскому удалось усмирить непокорный край.

Сейчас дата 25 августа 1859 года прочно забылась. Для России же того времени происходившее в Гунибе имело эпохальное значение. В три часа пополудни многотысячное войско ликовало. Над головами этих людей развевались победные стяги державы - идея того, что они делают великое государственное дело, наверное, и была залогом того, что «победа будет за нами». Эхо пушек Барятинского, салютовавших наступившему миру, докатилось до Москвы, Петербурга, Смоленска, до всех городов. Князь Александр Иванович за пленение Шамиля получил высшее воинское звание - фельдмаршала. Ему было 44 года...

Еще три года оставался на Кавказе фельдмаршал Барятинский. Трудно было ожидать, что вот так, достигнув всего, Александр Иванович останется почивать на лаврах, не вписав еще какой-нибудь дерзкой строки в свою биографию. Так оно и случилось. 45-летний фельдмаршал и наместник Кавказа влюбился пылко, как бывает только в юности, хотя за это чувство заплатить ему пришлось дорого. Игра у Барятинского всегда складывалась крупная: чтобы не жениться на одной женщине, ему пришлось расстаться с богатством, чтобы жениться на другой - с постом наместника Кавказа. В мае 1860 года Александр Иванович отбыл с Кавказа в длительный отпуск за границу ввиду «расстроенного здоровья». Эта формулировка скрывала драматические перипетии его личной жизни: уж если чего и не сбылось, то это его мечтаний о любви «не для супружеских наслаждений, а ради того, чтобы с женой чай пить». Нет, дело шло именно о любви.

Вот что писал об этой истории известный политический деятель граф Сергей Юльевич Витте: «...Среди его адъютантов был полковник Давыдов; он был женат на княжне Орбелиани. Княжна Орбелиани была невысокого роста, с довольно обыденной фигурой, но с очень выразительным лицом кавказского типа... Барятинский начал ухаживать за женой своего адъютанта Давыдова. Так как вообще князь Барятинский очень любил ухаживать за дамами, то никто и не думал, чтобы это ухаживание кончилось чем-нибудь серьезным. Окончилось же это ухаживание (в действительности) тем, что в один прекрасный день Барятинский уехал с Кавказа, до известной степени похитив жену своего адъютанта».

Наместник, подобно горцу, умыкнул и спрятал ненаглядную грузинскую княжну там, где бы у него не могли ее отнять строгие на этот счет российские законы. Вот что, в сущности, пряталось за словами «лечение за границей». Понятно, что это бегство с чужой женой не предполагало скорого возвращения. На карьере надо было ставить крест: Барятинский подал в отставку, но получил ее только в 1862 году. Пришлось ему постоять и под дулом пистолета: оскорбленный муж приехал требовать сатисфакции. Фельдмаршал, дерущийся на дуэли, - это для бурной русской истории чрезвычайный случай. Поединок надолго перекрыл Барятинскому возвращение в Россию, по которой он страшно тосковал.

С Елизаветой Дмитриевной, урожденной княжной Джамбакур-Орбелиани, они прожили почти 20 лет. Князь умер в Женеве, но завещал похоронить себя в Курской губернии, в родовом селе Ивановское, что и было исполнено. На его надгробной доске с родовым гербом Барятинских и девизом «С Богом и честью» начертано: «Генерал фельдмаршал. Генерал адъютант князь Александр Иванович Барятинский. Род. 2 мая 1815 года. Cкончался 25 февраля 1879 года».

Л. Третьякова. Принцип проконсула. Вокруг света, 2002, №6

СКАЗАНИЕ ОЧЕВИДЦА О ШАМИЛЕ

Когда увеличились крики со всех сторон, чтобы кто-нибудь из доверенных Шамиля был выслан к главнокомандующему, Шамиль позвал меня и приказал идти заключить мир с русскими и просить пощады. Я вышел из селения с товарищем Юнусом Чиркеевским. Некоторые мюриды стреляли по русским - я приказал им остановиться. Я посмотрел на все четыре стороны: все было покрыто русскими. Когда они увидели меня, то закричали вдруг: «Иди сюда! Иди сюда!» Я отправился к тому, кто был поближе. Это был какой-то генерал. Я спросил: «Кто это такой?» Мне сказали, что это генерал Кесслер. Затем ко мне подошли поручик Смирнов и армянин Захар и сказали, что генерал Кесслер приказал отобрать у нас оружие и возвратить когда будет заключен мир. Я отдал Захару шашку, а ружье и пистолет Ибрагиму Чохскому. Заметив, что через Кесслера дело наше не может быть покончено, я сказал Юнусу: «Пойдем от него; у него, кажется, не было другой цели, как только отобрать у нас оружие!» Оставив Кесслера и оружие наше в руках его переводчиков, которые не возвратили нам его и по сие время, мы встретили другого генерала, с которым был Даниель-Султан. Генерал этот спросил нас: «Где Шамиль, отчего он не сдается и зачем вы пришли?» Я отвечал: «Вы нас звали». Тогда этот генерал приказал Гасан-хану казикумухскому отправить нас к главнокомандующему. От Даниель-Султана я узнал, что это был барон Врангель. Я нашел его умным человеком. На пути мы встретили полковника Лазарева, который указал нам дорогу к главнокомандующему. Князь Барятинский принял нас очень ласково и сказал нам, чтобы мы представили ему Шамиля. Возвратясь в селение, мы застали Шамиля, Кази-Мухаммада с семейством и мюридами в мечети. Мы сказали Шамилю, что главнокомандующий просит его, чтобы он пришел, и что не будет никакой измены. Но Шамиль уже приготовился защищаться, положив перед собой шашку и заткнув полы за пояс. Он решился умереть, а потому отвечал нам: «Вы должны сражаться, а не говорить мне, чтобы я шел к главнокомандующему! Я хочу сражаться и умереть в этот день». Кази-Мухаммад же сказал Шамилю: «Я не хочу сражаться, я выйду к русским; а ты, если хочешь, то дерись!» Шамиль очень рассердился; даже женщины, которые находились в мечети с оружием в руках, стали стыдить и ругать Кази-Мухаммада за его трусость, а некоторые проклинали его. В таком положении мы оставались до четырех часов. Затем, Шамиль, видя измену сына, согласился идти к главнокомандующему. Мы все обрадовались. Одев Шамиля, мы посадили его на лошадь, причем он, обратясь к детям своим, сказал им: «Будьте покойны теперь, Кази-Мухаммад и Мухаммад-Шафи! Вы начали портить дела мои и докончили их трусостью». Шамиль выехал из селения в сопровождении пеших мюридов. Увидев его, все войска, которые находились вокруг селения, закричали: «Ура!». Шамиль испугался и возвратился в селение, думая, что его обманут и убьют. Но один, из числа мюридов, Мухаммад Худанат-оглы гоцатлинский, сказал Шамилю: «Если ты побежишь, то этим не спасешься; лучше я убью сейчас Лазарева и начнем газават (драться за веру)». В это время впереди русских отдельно стоял полковник Лазарев, который заметив нас, сказал: «Куда вы возвращаетесь?! Не бойтесь! Между нами не будет измены». Шамиль возвратился и подъехал к барону Врангелю, который поздоровался с ним, отправил его к главнокомандующему. Доехав до ставки главнокомандующего, Шамиль слез с лошади; здесь взяли его и представили главнокомандующему. Между тем барон Врангель приказал мне привести к нему Кази-Мухаммада и Мухаммада-Шафи с женами, и все семейство Шамиля. Я вошел в мечеть и нашел там Кази-Мухаммада и брата его с мюридами. Когда он увидел меня, то спросил: «Где ты оставил отца моего?» Я ответил ему: «Разве ты не знаешь, что я оставил отца твоего у сардара, который отвел его в свою палатку». Потом сказал ему: «Чего ты хочешь теперь?» Кази-Мухаммад отвечал: «Я хочу сражаться, пока не убьют меня!» Я сказал ему: «Если бы ты желал сражаться, то сражался бы прежде, а теперь война кончена. Вставай и пойдем со мною!» Я взял его с братом и всем семейством и повел к барону Врангелю, который дожидался их неподалеку от селения. Барон Врангель, приняв их, сказал мне: «Я очень доволен твоею службою и никогда этого не забуду». После того я уже не видал ни Шамиля, ни главнокомандующего, ни барона Врангеля. Таким образом я был посредником при заключении мира. Во время захождения солнца я пошел к своему семейству и нашел жену и детей плачущими. Все имение наше было разграблено милиционерами, так что даже иголки не осталось. Жена начала упрекать меня и сказала: «Ты столько лет служил Шамилю, что же ты получил?» И в этот день, когда все стерегли свои вещи, ты был посредником между Шамилем и русскими, а имение твое ограбили милиционеры». В эту ночь я с женою и детьми, почти голыми, с непокрытыми головами и босыми пошли и в полночь достигши до Хиндаха, остановились там у своих кунаков. Я понес тогда убытку на 2250 руб., кроме оружия, лошади и часов; кроме того 137 книг, которые я получил от отца, были потеряны. У меня даже на абаз не осталось имения, кроме одежды и кинжала, которые были на мне. Хотя жена моя и успела сберечь, привязав под рубашкою, вещей и денег почти на 280 руб. но через семь дней и эти вещи и деньги пропали в доме моего кунака, у которого я остановился и отдал их ему на сбережение, когда ездил к полковнику Лазареву. Я знаю и теперь вижу, как вор проживает мои деньги и вещи, и прошу Бога, чтобы он помог мне возвратить их. Я еще не видел большего несчастья, как в день заключения мира; тем более, что жена и дети мои привыкли прежде к сколько-нибудь порядочной жизни, после того же остались голодны, голы и босы. Но, однако, я постарался забыть это несчастие, потому что рад был, что сам остался жив и не посмел уже жаловаться, что имение украдено. Русские начальники помогли мне и дали средства содержать семейство.

ИМАМ ШАМИЛЬ В РОССИИ

С назначением князя Барятинского главнокомандующим кавказской армией поражения и разные неудачи Шамиля стали учащаться, число деспотически управляемых и преданных ему горцев стало убывать с каждым днем, а вместе с ними его власть и значение. С окончанием Кавказской войны, длившейся десятки лет, бывший повелитель Чечни и Дагестана, долго покровительствуемый судьбою, Шамиль, окруженный в своем последнем убежище, ауле Гунибе, и сдавшийся победителям, через неделю, 2-го сентября, выехал с семейством из Дагестана и 26-го сентября прибыл в Петербург, где вскоре имел счастье быть представленным и милостиво принятым императором Александром II, затем по высочайшему повелению был отправлен в г. Калугу…

Для жительства прибывшему в Калугу, в конце 1859 года, пленному Шамилю с семейством был нанят на казенный счет в городе большой дом с флигелями и садом, принадлежавший отставному полковнику Сухотину. На устройство обстановки в заранее приготовленной квартире, т. е. на покупку мебели, зеркал, посуды и проч., было израсходовано и уплачено из сумм Калужского казначейства 5086 рублей. Наем, ремонт и отопление помещений имама и его многочисленной прислуги лежали на обязанности квартирной Калужской комиссии под председательством местного губернатора. Деньги для этого отпускались из сумм государственного казначейства. Оттуда же Шамиль получал, через состоявшего при нем особого офицера в качестве военного пристава, жившего вблизи пленного Шамиля в доме Ланеева, назначенные ему по высочайшему повелению пожизненной пенсии 15 000 рублей, которые выдавались вперед за три месяца, каждый раз 3750 рублей, в полное и безотчетное распоряжение. Кроме того, на наем летом дачи для Шамиля отпускалось ежегодно 300 рублей, причем на переезды его с семейством на дачу требовалось от 15 до 20 лошадей.

При Шамиле, также по высочайшему повелению, состояли пристав-офицер и его помощник, которым был вверен надзор за пленником. По данной приставу инструкции, он должен был быть советником имама, тайно следя за ним так, чтобы никоим образом не обременять и не стеснять пленника; кроме того, пристав должен был быть за него ходатаем во всех случаях и по возможности предупреждать его законные желания, ограждая имама от всего, что могло отягощать его положение в чужой стране. На эту должность был назначен, числившийся по армейской пехоте, штабс-капитан Руновский. Имаму и его семейству были разрешены посещения театров, концертов, публичных и частных собраний, также прогулки пешком, в экипажах и верхом в городе и его окрестностях, не далее 30 верст от городской черты. Для объяснения с Шамилем, совершенно не знавшим русского языка, при нем состояли два переводчика, подчинявшиеся приставу; один из них - кандидат Петербургского университета Турминский (с 1 января 1860 г. по февраль 1864 года) - был назначен с правами государственной службы для первой передачи разговоров, взглядов и даже мыслей пленника о разных делах, не касавшихся его домашней жизни; а другой - государственный крестьянин Мустафа Ях-Ин - служил по вольному найму в качестве исполнителя поручений имама и переводчика в его домашнем быту. Как житель Калуги, имам с его семейством подчинялся, на общих основаниях, калужскому губернатору, а как военнопленный - губернскому воинскому начальнику, которые в важных случаях, требовавших особого разрешения, представляли просьбы пленного имама военному министру для доклада государю императору. Этим же лицам был поручен надзор за точным исполнением приставом и переводчиками, состоявшими при Шамиле, их обязанностей. Дом Шамиля охранялся особо назначенными городовыми. Для развлечения пленника, по ходатайству военного пристава, высылались из Императорской Публичной библиотеки редкие восточные рукописи, например, Аль-Коран 1790 г., и разные книги на арабском языке, которые по прочтении возвращались в библиотеку. Лето Шамиль проводил на особо нанятой для него казной удобной даче с фруктовым садом. Первые годы, летом, он жил вблизи Калуги на даче помещика Ермолова, а потом на даче «Перцово», принадлежащей доктору Беккеру, в 8-ми верстах от города.

Высочайшим приказом 8-го апреля 1861 года, сын Шамиля Мухамед-Шафи определен на службу в лейб-гвардии кавказский эскадрон собственного его величества конвоя с чином корнета, где и был зачислен во 2-й взвод. Вскоре после этого молодой гвардейский корнет Магомед, получив от калужского губернатора подорожную на проезд, отправился к месту служения в Петербург, где по прибытии получил значительное денежное пособие. Через два месяца после отъезда Мухамеда, Шамиль с приставом, капитаном Руновским, ездил в Петербург и там имел счастье представиться покойному государю императору и выразить благодарность за вновь оказанную ему высочайшую милость, 12-го ноября того же года военный пристав капитан Руновский был переведен на Кавказ, с назначением состоять для особых поручений при главнокомандующем армией князе Барятинском; вместо же него был назначен помощник начальника Среднего Дагестана подполковник Павел Гиллярович Пржецлавский. В следующем году семейство Шамиля постигло горе: умерла жена старшего сына Кази-Магомеда, Каримат. Тело покойницы, герметически закупоренное в металлический гроб, было отправлено в Северный Дагестан, на кладбище предков Шамиля, около города Темир-Хан-Шуры, в селение Гимры. Для сопровождения тела и всех распоряжений в пути был назначен фельдъегерского корпуса штабс-капитан Гузей Разумов, которому на устройство гроба, покупку экипажа и вообще на путевые расходы было выдано от казны 2.000 рублей.

Событие, случившееся на Гунибе в последние дни августа 1859 года, историки и писатели дружно называют «пленением» Шамиля, его добровольной сдачей в «плен». Однако, читая некоторые неопубликованные, либо малоизвестные документы, не востребованные по сей день, задаешься вопросом: а было ли это пленением?Как известно, имам никогда не уклонялся от переговоров с царским командованием во имя мира на Кавказе. Соглашение о временных перемириях Шамиль всегда неукоснительно соблюдал, тогда как российская сторона неоднократно его нарушала. Начало этому было положено еще в 1839 году, когда, после битвы при Ахульго русский генерал Пулло предложил имаму перемирие, и в качестве залога потребовал его старшего сына Джамалудина. Джамалудин долгие годы жил в Петербурге, окончил Пажеский корпус, его воспитанием занимался лично император Николай I. Между тем война на Кавказе продолжалась еще много-много лет, а окончательное «мирное соглашение», названное впоследствии царскими историками «пленением Шамиля», «покорением Кавказа», было достигнуто только тогда, когда мир на Кавказе стал крайне необходимым прежде всего для самой России. Однако, условия и этого перемирия так же, как и все предыдущие, были впоследствии нарушены, и сопротивление горцев Кавказа уже под руководством двух других имамов продолжалось вплоть до двадцатого столетия.

ПИСЬМО КАНЦЛЕРА ГОРЧАКОВА ГЕН.-АДЪЮТ. БАРЯТИНСКОМУ О ЗНАЧЕНИИ МИРА НА КАВКАЗЕ

Дорогой князь!

Шамиль имеет своего агента в Константинополе. Агент этот явился к кн.Лобанову, выразил ему желание своего доверителя вступить в переговоры и спросил, входит ли в виды императорского правительства соглашение с Шамилем и на каких условиях.

Е.и.в. приказал мне телеграфировать Лобанову, что он может выдать агенту Шамиля пропуск в Тифлис, и что Вы имеете столь широкие полномочия от нашего августейшего монарха, что можете сами войти с агентом в соглашение. Лобанов уведомит, конечно, Вас непосредственно о последствиях этого обстоятельства.

Политический горизонт, дорогой князь, далеко не ясен. Свидание в Виллафранке может привести к новым комбинациям, исход которых пока никому предвидеть нельзя. Весьма возможно, что цюрихские переговоры будут иметь последствием конгресс, или Европейскую конференцию, которая займется разрешением весьма важных вопросов, касающихся всеобщего равновесия и взаимных отношений великих держав.

Если бы Вы дали нам мир на Кавказе, Россия приобрела бы сразу одним этим обстоятельством в десять раз больше веса в совещаниях Европы, достигнув этого без жертв кровию и деньгами. Во всех отношениях момент этот чрезвычайно важен для нас, дорогой князь. Никто не призван оказать России большую услугу, как та, которая представляется теперь Вам. История открывает Вам одну из лучших страниц.

Да вдохновит Вас бог!

(Рукописный Фонд Института Истории Языка и литературы Дагестанского научного Центра РАН, д. 1250, лл. 14-15. Копия).

Такое перемирие, или «пленение» Шамиля могло состояться еще в 1837 году, когда в окрестностях аула Гимры имам встретился с австрийским дворянином на русской службе генералом Клюки фон Клюгенау. Генерал уговаривал имама воспользоваться приездом в Закавказье Николая I и отправиться в Тифлис для встречи с императором. В официальной инструкции Клюки фон Клюгенау излагал следующие гарантии: «Император возвеличит его (Шамиля), окажет ему почет, сделает управляющим делами всех дагестанских мусульман». То есть, Шамилю не предлагалось добровольно сдаться в плен, либо капитулировать. Эти обещания зафиксировал в своей «Хронике» биограф Шамиля Мухаммад-Тахир аль-Карахи.

Во время той встречи Шамиль попросил дать ему время для обсуждения этого вопроса со своими советниками. Генерал согласился, но когда они протянули друг другу руки, исход этих переговоров решило вмешательство наиба Ахвердил Магомы, который схватил Шамиля за руку и со словами: «Не подобает имаму правоверных подавать руку кяфиру» встрял между главными переговорщиками. Разгневанный Клюки фон Клюгенау замахнулся было костылем на Ахвердил Магому, тот, в свою очередь выхватил кинжал. В это время Шамиль, высвободив свою руку, сам схватил своего наиба за запястье, а другой рукой поймал генеральский костыль, и потребовал: «Уведите от нас этого проклятого человека».Адъютант Клюки фон Клюгенау штабс-капитан Евдокимов оттащил его за полу сюртука. После этого инцидента Шамиль не пожелал «сдаться в плен»: через пару дней Клюки фон Клюгенау получил окончательный отказ Шамиля поехать в Тифлис на встречу с императором. Основной его довод: неверие в русские гарантии.

Оснований для недоверия у Шамиля было предостаточно. Не раз и не два вероломно нарушались все предыдущие соглашения. Часто эти нарушения провоцировались владетельными князьями и ханами, находившимися под протекторатом России. К примеру, за год до этой встречи Шамиль писал генералу Клюки фон Клюгенау:

«Вашему превосходительству известно о мире, заключенном мною в прошлых годах. Желая упрочить оный сколько возможно более, я тогда выдал в аманаты ближайшего моего родственника– двоюродного брата; потом по искреннему желанию спокойствия укротил грабежи и разбои, производимые горцами в покорных российскому правительству владениях, и немало возвратил русским находившихся в горах пленных солдат.

Сим надеялся я приобресть для меня прочное спокойствие, но вскоре за сим злонамеренные люди беспрестанно говорили бывшему шамхалу, будто бы намерения мои неискренни, противу правительства, и что совершенного спокойствия в горах не будет прежде, как по совершении истребления меня. Беззаконники просили шамхала дозволить им поднять противу меня оружие. Шахал позволял и я пять раз подвергался их нападению.

(…)Теперь я вновь заключил мир, уже лучше прежнего. Я отдал в залог прочности оного сына моей родной сестры в аманаты Мирзе Мамед-хану Казикумухскому. Ныне противу условий мира сего вновь рождается вероломство: таким же образом как и прежде опять хотят моего уничтожения. Русские с места заключения мира вновь пришли в подвластные мне деревни, уже, конечно не для спокойствия горцев. (Датировано по дате получения, не позднее 23 июля 1836 года ЦГВИА, ф.205, оп.1, д.87, лл. 1-2. Перевод с арабского.).

Подвластными себе Шамиль называет деревни, население которых приняло шариат и присягнуло ему. Шамиль не раз заявлял, что его деятельность, его борьбанаправлена, прежде всего, на установление законов Ислама, на защиту интересов мусульман и устранение всего, что воспрепятствует этому. В том числе и – рабства, которое составляло основу шамхальств, княжеств и ханств. Писем, в которых Шамиль ищет приемлемого для обеих сторон мира, много, но почти всегда царское командование, выражавшее поначалу внешнюю готовность, отвечало имаму действиями, идущими вразрез с оговоренными предварительно условиями. Царскую администрацию и местных владетельныхкнязей не устраивал не только мир с Шамилем, к которому тысячами стекались и горцы, и русские солдаты, и сосланные за участие в восстании против России поляки, их не устраивал растущий авторитет имама, не устраивали провозглашенные им ценности.

Впрочем, были представители русского командования, искренне желавшие мира.

В 1854 году тогдашний Наместник Кавказа и главнокомандующий Отдельным кавказским корпусом Николай Николаевич недоумевал, почему нельзя покончить с Кавказской войной или, по крайней мере, приостановить ее, начав переговоры с Шамилем и предложив ему условия, не ущемляющие его достоинства? - пишет в своей книге « Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана » профессор Тель-Авивского Университета Моше Гаммер, - « действовать тут следует со всей осторожностью: для этого сначала надо бы наладить с Шамилем добрые отношения, которые в подходящий момент станут трамплином для более серьезного разговора».

Необходимость такого «серьезного разговора» возникла пять лет спустя, когда перед Россией неожиданно раскрылась перспектива «получить в десять раз больше веса в совещаниях Европы», если бы на Кавказе был установлен мир, о чем и просит канцлер Горчаков Барятинского. Вот как описывает это событие его очевидец Абдурахман Казикумухский:

«…Шамиль получил известие, что полковник Лазарев, нынешний правитель Центрального Дагестана и Даниял-бек Елисуйский прибыли к имаму вместе с другими почетными лицами, ожидая под стеной представителя, который стал бы говорить с ними относительно ПЕРЕМИРИЯ и СОЮЗА с русскими (выделено мною – М.Д .), с тем, чтобы оно было наиболее выгодным в том, что касалось прошлого и будущего. Шамиль послал к ним своего сына Гази-Мухаммеда вместе с несколькими мюридами (…) Я был тогда вместе с ними, Гази-Мухаммед и полковник Лазарев встретились под стеной укрепления и переговаривались относительно упомянутого дела. После этой затянувшейся беседы, во время которой мы стояли около них, они разошлись по своим местам и сообщили имаму об итогах перемирия. Шамиль ответил им, что перемирие между ними состоится, при условии, что ему будет предоставлена возможность совершить хадж вместе с семьей и соратниками-асхабами. А если им будет отказано в этом намерении, то между ними не может быть ничего иного, кроме войны». (Абдурахман Казикумухский. «Взятие Гуниба». Впервые опубликовано в журнале «Наш Дагестан», №194-195, 2000 г. Перевод с арабского Н.А.Шихсаидовой).

Далее Абдурахман Казикумухскийвспоминает, что дерзкий ответ имама рассердил Барятинского. Однако, России важно было показать другим державам, что мир на Кавказе достигнут, а царю польстить тем, что имам пленен и Кавказ покорен, и недоумение было быстро утрясено. Шамилю обещали не только возможность совершить хадж, но и аудиенцию Императора. «Имам, подлинно, ты не раскаешься в том, что прибыл к наместнику, а затем – к императору», - заявил Шамилю некий Мирза Худат, которого полковник Лазарев представил в качестве секретаря барона генерала Врангеля.

«Когда мы попали к месту пребывания наместника, нас отстранили от имама всех, кроме Юнуса. Затем мы вернулись в село, оставив там имама, вошли в сельскую мечеть, где нашли Гази-Мухаммеда. Он спросил нас: «Где вы его оставили?» Мы ответили ему: «Мы были отстранены от него, и нас не пустили к нему. Мы не знаем, что с ним».Гази-Мухаммед собрался было нарушить перемирие. Он думал, что потерял имама навсегда, и уже больше не увидит его. Ибрагим, сын его дяди Батырхана ал-Гимрави, успокоил Гази-Мухаммеда: «Не разжигай огня раздора, который был погашен полностью с большим трудом. Не навлекай неприятностей на своего отца и на оставшихся из своей семьи». (Там же).

Гази-Мухаммед тогда внял совету. Но 18 лет спустя он снова разжег «огонь раздора», подготавливая в Стамбуле всеобщее восстание горцев Чечни и Дагестана, хотя на стене церкви «Спаса на крови» в Санкт-Петербурге царская администрация уже поспешила вывесить мемориальную запись:

«1859 и 1864

ПОКОРЕНИЕ КАВКАЗА

ВЗЯТИЕ ГУНИБА И ПЛЕНЕНИЕ ШАМИЛЯ

ОКОНЧАНИЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ

А пока… Пока Шамиль сидит в карете и тайком сверяет по компасу направление, все еще не веря, что путь лежит в Петербург - на встречу с императором, полагая, что его везут в Сибирь, либо - на Соловецкие острова, как везли закованным несгибаемого и непримиримого шейха Мансура.