Эстония — нацизм вместо интернационализма. Лозунг Эстонии: "Мы - крепость, Россия - враг"

Если бы я не был весьма низкого мнения об умственных способностях эстонских политиков, то подумал бы, что антиэстонские акции и высказывания в Москве заказываются и проплачиваются ими.

Российские националисты дружно пришли на помощь «фашистам» из Таллина и, похоже, действительно позволят им выпутаться из крайне неприятной ситуации, в которую те сами себя загнали.

На чем построена государственная пропаганда Таллина? На двух очень простых идеях. Во-первых, на том, что маленькой Эстонии постоянно угрожает огромная Россия, которая мечтает ее поглотить, раздавить, уничтожить. Тут речь даже не о государственной независимости, а просто о выживании. Тут не до политической корректности - на минуту зазеваешься, и нет тебя!

Во-вторых, эстонские политики терпеливо объясняют собственным соотечественникам и соседям по объединенной Европе, что русские - это дикие люди, не способные жить и вести свои дела по-цивилизованному. А потому они и не могут быть включены в «нормальный демократический» процесс, им нельзя давать гражданские права, с ними невозможно вести диалог - ни внутри собственной маленькой страны, ни на международном уровне.

На международном уровне оба тезиса вызывают скорее недоумение. В Западной Европе к русским относятся гораздо лучше, нежели, например, к американцам, а главное, очень трудно объяснить минимально образованному европейцу, что страна, давшая миру Толстого, Достоевского, Мейерхольда и Тарковского, является варварской «азиатской» окраиной, населенной полудикими скифами. Что касается рассказов об ужасах «азиатчины», то они почему-то не вызывают сочувствия у присутствующих японцев.

Однако эстонские политики продолжают доказывать свою правоту, ссылаясь на личный опыт. «Вы с ними не жили, - терпеливо объясняют они западным коллегам. - Толстой, Чехов, «Лебединое озеро» - это все было давно, это культура для интеллигенции. А вокруг дикий азиатский народ, который эту культуру вообще не знает».

Помню, как в 1990 году, когда уже определилась позиция официального Таллина в отношении русскоязычного населения, я сцепился с интеллигентной эстонской дамой, происходящей из партийной номенклатуры (на тот момент являвшейся одним из лидеров Народного фронта). Собственно, я всего лишь апеллировал к столь любимой собеседником Западной Европе. «Посмотрите на Финляндию, - напоминал я. - Ведь шведов там не более десяти процентов, они тоже потомки завоевателей. Но шведский язык имеет государственный статус, а сами шведы являются равноправными гражданами и патриотами республики». - «Как вы можете сравнивать? Шведы же цивилизованный народ, а русские - дикари!»

С Бронзовым солдатом, однако, само эстонское правительство показало себя, мягко говоря, не очень цивилизованно. Комментарии западной прессы были очень осторожными, но даже правые, консервативные издания не проявляли особого энтузиазма в отношении действий Таллина. Политики в лучшем случае отговаривались словами про внутренние дела. Назвать это одобрением было бы не совсем точно. Если, например, человек гадит в собственной квартире, это его собственное дело, но симпатии такое поведение не вызывает.

Россию в Западной Европе сегодня не любят. Среднестатистический обыватель во Франции к русским относится, конечно, лучше, чем к американцам или полякам, но все же заметно хуже, чем к немцам, аргентинцам и даже англичанам. Однако Балтийские страны в лучшем случае не вызывают никаких эмоций. В худшем случае - отрицательные.

После массовых волнений в Таллине возникла уникальная возможность для того, чтобы радикально изменить положение русскоязычного населения республики, да и вообще политическую ситуацию. Общественное мнение в Западной Европе склонялось на сторону протестующих, а организованное давление на власть изнутри неизбежно должно было бы привести к падению правительства. Умеренные эстонские политики были готовы воспользоваться ситуацией, принеся в жертву кабинет Ансипа ради возможности вернуть власть при поддержке русскоязычного населения. За эту поддержку пришлось бы платить серьезными уступками в области гражданских и социальных прав.

Однако этот сценарий, казавшийся практически неизбежным еще неделю назад, сегодня если не сорван полностью, то как минимум отсрочен. Причем не на месяцы, а, возможно, на годы.

Волна шовинистических и - давайте говорить честно - откровенно черносотенных, фашистских по идеологии выступлений, прокатившаяся по России, стала политическим козырем эстонского правительства. Вот она, «азиатчина», вот она, «русская угроза», вот пример того, как маленькая Эстония подвергается давлению огромного и грубого соседа. Вот основание для того, чтобы требовать помощи Евросоюза и вмешательства НАТО. И ведь придумывать ничего не надо. Не надо лгать, достаточно только правильно подобрать цитаты, смонтировать видеокадры и предъявить «реальные факты».

Националисты по обе стороны границы обливают друг друга грязью, но играют в одну общую игру. Игра эта на самом деле никак не связана с российско-эстонскими отношениями. Таллин волнуется вовсе не из-за мистической русской угрозы - его волнуют непростые отношения с соседями по объединенной Европе, проблема местных русских и не в последнюю очередь куча нерешенных социальных проблем у самих эстонцев. Но националистическая истерия внутри и призывы о помощи, обращенные вовне, помогут на какое-то время продержаться у власти, ничего не меняя. Нужно создать ситуацию переправы, а тогда уж положение коней будет гарантировано.

К востоку от Нарвы националистическая истерия органически вписывается в общую ситуацию политической борьбы предвыборного года. И крупные политтехнологические проекты, и мелкие группки получили возможность громко заявить о себе, покрасоваться перед камерами, отчитаться перед спонсорами за разворованные деньги. Чем больше истерики, тем меньше отчетности. Тем более дело святое - борьба с «фашизмом».

Жаль только, лозунги русских и эстонских националистов похожи друг на друга, как будто списаны под копирку или надиктованы одним и тем же учителем.

Старейшая эстонская газета Postimees опубликовала передовую статью, где рисовала для своих читателей портрет русского выродка, угрожающего европейской цивилизации древнего Таллина. «Конечно, городские мостовые уже не первый раз за долгую историю испытывают набег варваров. Однако с последнего подобного случая прошло все же 66 лет, и это пришлось на военное время. В мирное историки такого не припоминают.

Тогда, в 1941 году, «победители», чьи потомки буянили давеча на улицах города, безжалостно покинули Таллин, отдав его немцам, оставив совершенно разграбленный и горящий город. Через четыре года они вернулись, предали земле чертову дюжину гробов в центре города и воздвигли монумент какому-то неизвестному солдату. Они даже не знают, а всего лишь предполагают, кого же они там похоронили.

Полсотни лет вокруг памятника устраивали комедии, чтили память неизвестных захороненных и даже ставили несчастных подростков в пилотках с ружьями охранять весь этот балаган. Газопровод, который десятилетиями отапливал воздух и впоследствии еще зажигали по заказу престарелых ветеранов. Эти старички и ходили туда погреться после майских праздников, выпить водочки да иногда немного поплясать.

Газеты всегда публиковали цветные фотографии, напоминавшие странную клоунаду, в которой участвовали женщины с бородой или танцующие медведи, увешанные экзотическими бубенцами. Даже полиция безопасности, стоящая через дорогу, иногда отбирала в свой ежегодный альбом какую-нибудь хорошую фотографию с этих праздников».

Мило, не правда ли? Когда в русском переводе статья была размещена в Интернете, зазвучали протесты. Мол, переводчик некорректно перевел эстонское слово patt как «выродок», а правильнее все же было написать «хулиган». После короткой филологической дискуссии переводчик извинился и слово исправил. Только вот смысл статьи от этого не изменился ничуточки.

Между тем с нашей стороны можно подобрать цитаты и покруче. Вот, например, как одно из националистических движений призывало своих сторонников выйти на митинг «против Эстонии и смерти»:

«Работа - это рабское делание того, что указывает хозяин, а свободный труд - это самодостаточное явление. Мы знаем, что Война - это Отец всех вещей. Русская Вещь - результат труда. Труда как войны. И труд в своем свободном волевом утверждении сливается с войной. Настоящий труженик - это русский воин, а настоящий русский воин - труженик. Труд - это постоянная война со смертью и энтропией в утверждении настоящего. Поэтому труд - это война.

Лозунги мероприятия:

Труд - это Война!

Живая Россия против мертвых эстонцев!

Труд побеждает Смерть!

Наш сапог свят!

Слава русскому труду - восстанию в Таллине!

Нет такой страны Эстония!

Будем убивать врагов России!

Танки на Таллин!

В Эстляндской губернии Российской империи беспорядки!

Переименуем Таллин в Сталин!»

Лозунги настолько явно списаны с текста романов Дж. Оруэлла «Звероферма» и «1984», что возникает подозрение - не издевались ли авторы листовки над своими сторонниками? Не было ли это сознательной пародией? Однако участники подобных митингов книг Оруэлла не читали. Они вообще, кроме «Протоколов сионских мудрецов», ничего не читают, а потому воспринимают подобные тексты безо всякой иронии.

Творчество московских интеллектуалов, пытающихся изящно совместить постмодернизм, фашизм и освоение гуманитарных грантов, находит отклик в стихийных инициативах провинциальных черносотенцев. 2 мая на дверях одного из ярославских кафе появилось объявление: «Эстонцам и собакам вход воспрещен». Да еще на фоне георгиевской ленточки…

Опять, разумеется, бессознательная цитата из «Зверофермы» Оруэлла, но тут уже просто совпадение. Житель Ярославля, отправивший в рассылку эту фотографию, недоумевает: «Нечто подобное я видел из хроники про Третий рейх, только там про евреев писали… Теперь вопрос: чем наши доморощенные кухонные националисты лучше эстонских?»

Конечно, ничем не лучше, но кое в чем и хуже. Потому что когда фашистские идеи провозглашаются людьми, марширующими в залатанных мундирах легионов СС, это более или менее логично. А вот когда такие же точно идеи пытаются прикрыть ленточкой ордена Славы, который давали за разгром тех самых дивизий СС, это уже двойной позор.

Люди, под предлогом защиты Бронзового солдата вывешивающие фашистские (надо назвать вещи своими именами) плакаты, фактически участвуют в разрушении памятника вместе с эстонскими «гробокопателями». Ибо они покушаются не только на бронзовую статую, но на самый смысл войны и Победы, на идеалы, ради которых наши люди сражались и гибли в Отечественную войну, на то, чем народ России и других бывших советских республик по-прежнему может гордиться перед лицом Европы и всего мира.

Люди, выступившие под антиэстонскими лозунгами, как правило, считают себя лояльными гражданами России и лояльными сторонниками нынешней власти. Однако обращает на себя внимание то, что и методы, и идеология антиэстонской кампании повторяют методы и идеологию аналогичных кампаний национал-большевиков, проводившихся несколько лет назад. Надо думать, что функционеры НБП сейчас просто локти кусают. В «Другой России» в рамках принятых ими на себя обязательств им никак невозможно бросать камни в посольство Эстонии или призывать к истреблению всех «чухонцев». А как хочется! Но приходится приносить дань политкорректности, уступая любимую поляну другим игрокам.

Между тем напрашивается вопрос: в чем все-таки разница между игроками, выступающими за «официальный» и «оппозиционный» лагерь, - неужели только в наличии разных спонсоров? Или все же в разном видении будущего страны?

К счастью, националистическая истерия за неделю, прошедшую после майских праздников, с обеих сторон несколько выдохлась. Если посмотреть эстонский «Живой журнал» на английском языке (где, собственно, эстонцы переписываются с русскими и иностранцами), то обнаруживается, что далеко не все представители коренного населения в восторге от политики своей власти. А русские жители Эстонии вполне способны разъяснять свои взгляды, аргументируя их не только лозунгами и эмоциями, но и убедительными доводами. Самое поразительное в этой переписке то, что, похоже, многие эстонцы только после апрельских событий узнали о многочисленных фактах дискриминации своих русских соотечественников. Они изумляются, не верят, а потом, поняв, что им говорят правду, погружаются в глубокое меланхолическое раздумье и надолго исчезают из сети.

Вполне возможно, что многим коренным гражданам Эстонии сейчас стыдно за многолетнюю практику дискриминации и - что, быть может, еще хуже - игнорирования своих соотечественников, говорящих на русском языке. Точно так же, как и в России многим стыдно за хамские выходки и расистские призывы, которые пытались оправдать «защитой прав соотечественников».

В основе национализма - комплекс неполноценности и неуверенность в своих силах. Идеологов независимой Эстонии понять можно: у них проблемы и с прошлым и с настоящим. Трудно придумать великую историю, когда ее практически нет. А для того чтобы гордиться сегодняшним днем, нужны достижения, которых тоже не слишком много. Но у России, по крайней мере, с историей все в порядке. В истерику впадают только те, кто в глубине души презирают собственную страну и наше общество ничуть не меньше, чем анонимные авторы статьи из Postimees.

Ведь если мы действительно считаем себя великой нацией, то и действовать надо соответственно. Красиво и с достоинством.

1. Унтер-офицер эстонского полицейского батальона, 1943 г.
2. Боец эстонской самообороны («Омакайтсе»), 1942 г.
3. Гренадер 45-го полка 20-й дивизии войск СС (эстонской №1), 1945 г.

Первое время личный состав эстонских охранных батальонов и вспомогательной полиции носил униформу вермахта, довоенной эстонской и даже латвийской армий. Позже стандартным обмундированием полицейских батальонов и пограничных полков стала германская полицейская униформа, которая отличалась от армейской более темным оттенком сукна, коричневыми воротником и обшлагами рукавов. Войсковой цвет, как и в германской полиции, был изумрудно-зеленый. Наряду с этой формой использовалось обмундирование сухопутных войск вермахта, войск СС и даже люфтваффе. На рукав нашивался щиток национальных цветов (сине-черно-белый). Официально установленный образец представлял собой щиток фигурной формы с тремя золотыми геральдическими львами на фоне расположенных под углом синей, черной и белой полос с желтым кантом, однако более распространенным был упрощенный вариант щитка - без львов и канта. С немецкой униформой иногда носились некоторые нерегламенти-рованные детали обмундирования, как например, кепи эстонского образца с кокардой эстонской армии или нагрудные значки с национальной символикой (фиг. ]). Подразделения эстонской самообороны («Омакайтсе») чаще всего использовали униформу эстонской армии с повязкой «lm Dienst der deutschen Wehrmacht» («На службе германских вооруженных сил») (фиг.2).
Солдаты и офицеры Эстонского легиона СС носили стандартную униформу войск СС с соответствующими знаками различия (погонами и петлицами), эмблемами (орел и «мертвая голова») и национальным нарукавным щитком. Ранний образец щитка представлял собой тот же вариант, что носили эстонские батальоны в вермахте, - эстонские национальные цвета наискосок с узкой черной окантовкой. В запасном полку 20-й дивизии использовался более живописный «полицейский» вариант - с тремя золотыми львами и желтым кантом. В 1945 г. для 20-й дивизии СС официально был утвержден щиток с горизонтальными синей, черной и белой полосами и широкой черной рамкой, символизировавшей траур по покинутой родине. Несмотря на то что в соответствии с общими для СС правилами щиток должен был располагаться на левом рукаве под эсэсовским орлом, на практике его носили как на левом, так и на правом рукаве. Солдат 45-го эстонского полка отличала нарукавная лента с надписью «Estland» (фиг.З).
Эстонские легионеры СС первоначально носили только черные гладкие петлицы, батальон «Нарва» получил петлицы со стандартными рунами СС. В то же время эстонцы без какой бы то ни было официальной санкции стали носить на петлицах вырезанную из жести эмблему в виде закованной в латы руки с мечом со стилизованной буквой «Е» в изгибе. Немцы, пытаясь запретить использование таких эмблем, требовали ношения эстонцами эсэсовских рун, однако, поскольку достаточного количества петлиц с рунами не было найдено, ношение неуставных образцов продолжалось. В середине июня 1944 г. 45-му эстонскому полку было приказано снять «неуставные» петлицы и заменить их официально установленными - с большой буквой «Е» и мечом, пересекающим ее под углом 45°. Однако это нововведение оказалось очень непопулярным среди эстонцев, и руководство СС было вынуждено смириться с использованием петлиц старого образца.

Личный состав 11-й эстонской и 12-й латвийской авиагрупп носил стандартную униформу и знаки различия люфтваффе с национальными щитками на правом рукаве. Эстонский щиток имел расположенные горизонтально синюю, черную и белую полосы и был увенчан надписью «ESTLAND». Наряду с германскими кокардами могли использоваться национальные кокарды, утвержденные для иностранных добровольцев вермахта. Летчики, получившие квалификацию пилота или штурмана в эстонских и латвийских ВВС, носили соответствующие нагрудные знаки отличия (фиг. 1).
«Помощники ПВО» носили униформу особого образца, которая включала блузу из серо-голубой ткани с открытой застежкой (иногда до середины груди) и нагрудными карманами, брюки из такого же материала, шинель и ремень с пряжкой авиационного образца. В самом конце войны на изготовление этой формы шел также материал коричневато-серого цвета, из которого изготовлялось полевое обмундирование вермахта образца 1944 г. (фиг.2). Над правым карманом блузы иногда носили германскую авиационную эмблему (летящий орел со свастикой в когтях), однако эта деталь не была предусмотрена регламентом. Погоны - небольшого размера, черные с голубой выпушкой. Головной убор - кепи, такое же, как у членов «Гитлерюгенда», но не из черного, а из серо-голубого (коричневато-серого) сукна с матерчатой или металлической ромбовидной кокардой национальных цветов (фиг. 4г), в отдельных случаях с эмблемами местных молодежных организаций («Молодежь Эстонии», «Латвийская молодежная организация», «Союз белорусской молодежи») (фиг. 5в). Многие латвийские «помощники» носили кокарду с эмблемой латвийской армии (три звезды в лучах восходящего солнца).
На левом рукаве «помощники» носили повязку национальных цветов, в центре которой находилась заключенная в ромб эмблема той или иной молодежной организации (это не означало вовсе, что все «помощники» были ее членами). Среди латвийских «помощников» широкое распространение получили повязки с заключенной в ромб эмблемой латвийской армии (как на кокарде). Украинцы использовали два варианта повязок: выходцы из восточных областей - с трезубцем, заключенным в ромб, а из западных - с галицким львом (фиг. 3б). Эстонцы и латыши наряду с повязками носили нарукавные знаки Эстонского и Латвийского легионов СС. Кроме того, некоторые латвийские и литовские «помощники» носили черные нарукавные ленточки с надписями: «Kara Atbalstitajs » и « К а r o Talkninkas», что в переводе с латышского и литовского языков означало «военный помощник» (фиг.4б, 6а).
В декабре 1944 г. «помощники ПВО» стали именоваться «воспитанниками СС», и им было предписано носить на левом рукаве черный треугольник с рунами СС (фиг. За, 4а, 5а). Среди латышей это нововведение не получило широкого распространения, а эстонские «помощники» их не носили вообще. Девушки-«помощницы» носили обмундирование того же покроя, что и юноши, но с застежкой на левую сторону и без погон. Вместо повязки они носили на левом рукаве только ромбовидную нашивку с национальной эмблемой (фиг.3в, 6в).

Латвийские полицейские чаще всего носили униформу германской полиции с германскими или латвийскими знаками различия, однако невозможность обеспечить ею весь личный состав вынуждала их использовать также довоенное латвийское обмундирование цвета хаки (фиг. 1), которое официально разрешалось носить без петлиц, при этом знаки различия помещались прямо на воротнике. (На практике же, как свидетельствуют фотографии, эти ограничения часто игнорировались.) Кроме того, некоторые части получили с немецких складов темно-синее обмундирование неизвестного происхождения (возможно, старое полицейское, использовавшееся до 1933 г.), которое носили, как правило, с латвийскими петлицами. На головных уборах полицейских закреплялась кокарда латвийской армии в виде трех звезд в лучах восходящего солнца. В служебное время полицейские носили стальной шлем - чаще всего это была германская каска образца 1916 г., состоявшая на снабжении латвийской армии. Латвийскими полицейскими использовались также чехословацкий шлем образца 1932 г. (фиг.2) и облегченный «полицейский» вариант германской каски образца 1935 г.
В октябре 1943 г. был издан приказ об отмене в латвийских полицейских частях старых латвийских знаков различия и замене их на германские петлицы.
Но германские петлицы позволяли различать их обладателей только по принадлежности к офицерскому или рядовому составу, а ношение погон еще не получило широкого распространения, что создавало определенные сложности, преодолеть которые удалось лишь с введением полной униформы германской полиции. Единственным отличительным знаком латвийской полиции остался нарукавный щиток национальных цветов (красно-бело-красный).
В латвийских, эстонских и литовских добровольческих частях, в отличие от других восточных формирований, уже с 1942-1943 гг. практиковалось награждение личного состава германскими орденами, такими как Железный крест и Крест военных заслуг. В 1-м Латвийском добровольческом полицейском полку «Рига», хорошо проявившем себя в зимних боях 1943-1944 гг. на Восточном фронте, в качестве коллективной награды была введена черная нарукавная лента с вышитой серебром готической надписью: «Lett. Frw. Pol. Rgt. Riga» (фиг.З).

Солдаты и офицеры Латвийского легиона СС носили стандартное обмундирование войск СС с соответствующими знаками различия. На рукаве мундира латвийские легионеры носили красно-бело-красный щиток с надписью «LATVIJA» в верхней части или без надписи. Форма щитка также была различной, и его носили не только на левом рукаве, как это было предписано правилами, но и на правом, и даже ниже локтя. В 15-й дивизии войск СС, выведенной из Курляндского котла и до конца войны действовавшей в Восточной Пруссии и Померании, был введен щиток с широкой черной окантовкой, как в 20-й эстонской дивизии.
Как и в Эстонском легионе, латыши первое время использовали гладкие черные петлицы или петлицы с эсэсовскими рунами, несмотря на то что последние разрешалось носить только немецкому кадровому персоналу. Приказом от 11 марта 1943 г. были введены петлицы со свастикой - специально для латвийских легионеров. Осенью 1944 г. для личного состава 15-й дивизии СС были введены петлицы, представлявшие собой стилизованную версию латвийской военной эмблемы - «солнце и звезды» (фиг. 1). Использование петлиц со свастикой было ограничено 19-й дивизией, однако в действительности их продолжали носить и в 15-й, пока не было изготовлено достаточного количества петлиц нового образца. В дополнение ко всем этим вариантам некоторые солдаты 19-й дивизии носили петлицы с «двойной» свастикой, разработанные для 36-й танково-грена-дерской дивизии СС (латвийская № 3).
В январе 1945 г. 42-му и 43-му полкам 19-й дивизии СС были присвоены персональные наименования: «Вольдемарс Вайсс» (организатор первых латвийских полицейских частей и первый латыш - кавалер Рыцарского креста, умерший от ран 17 апреля 1944 г.) и «Хинрих Шульдт» (командир Латвийской добровольческой бригады, погибший 15 марта 1944 г.), в связи с чем их личный состав получил именные нарукавные ленты. Кроме того, легионеры из 19-й дивизии, как и другие солдаты Курляндской группировки, за участие в любых трех боях награждались нарукавной лентой «Kurland» (фиг.2). Еще одним отличием Латвийского легиона СС были ленточки на погонах, использовавшиеся в полках 15-й дивизии: белые - в 32-м, красные - в 33-м, желтые - в 34-м.
Латвийские добровольцы, служившие в рядах Имперской службы трудовой повинности, носили стандартное обмундирование цвета хаки с петлицами, кокардами и нарукавными повязками со свастикой, однако, без погон. Входя в состав отдельных рот, латыши вместо нарукавных щитков с эмблемами батальонов РАД могли носить щитки национальных цветов, а члены «Организации Латвийской молодежи» - соответствующие нагрудные знаки (фиг.3).

Бойцы отрядов литовской самообороны обычно носили литовскую военную униформу (в 1940-1941 гг. с нашитыми советскими петлицами она использовалась в 29-м стрелковом корпусе РККА, созданном на основе бывшей литовской армии) или гражданскую одежду с различными нарукавными повязками. На головные уборы обычно крепилась большая буква D белого металла, обозначавшая «Draugovninkas», т.е. добровольный помощник (фиг. 1).
Полицейские части получали специальное обмундирование, изготовленное на основе выведенной из употребления в 1939 г. черной униформы «общих СС», воротник, обшлага рукавов и клапаны боковых карманов которой обшивались сукном зеленых, голубых и серых оттенков (можно предположить, что для этого использовалось списанное германское или трофейное обмундирование). Для этой униформы была разработана система знаков различия в виде нарукавных шевронов и нашивок. Описанное обмундирование широко использовалось также в Белоруссии и на Украине - главным образом «индивидуальной службой», в то время как личный состав батальонов «шума» получал по возможности униформу вермахта или германской полиции. В качестве знака национального отличия использовались различные варианты желто-зелено-красного нарукавного щитка. Другими знаками отличия литовских частей служили желто-зелено-красная круглая кокарда, по образцу кокарды вермахта, и щиток национальных цветов на стальном шлеме (фиг.2).
Солдаты и офицеры литовских строительных батальонов, сформированных в 1943 г. командованием группы армий «Север» после неудачи с созданием Литовского легиона СС, носили стандартное обмундирование вермахта с германскими погонами и петлицами и черным войсковым цветом германских инженерных частей. Униформу дополнял нарукавный щиток национальных цветов - такой же, как и в полицейских батальонах. В качестве альтернативы официально установленному варианту нарукавного знака существовали щитки треугольной формы с надписью «LIETUVA». Обмундирование вермахта с национальным щитком носили также чины Литовского территориального корпуса. Форму одежды могли дополнять различные нерегламентированные элементы с национальной символикой, например скачущий рыцарь (т.н. «Погоня») или «Башня Гедиминаса» (фиг.З).

Несмотря на имевшиеся проекты введения в белорусских национальных формированиях собственной униформы серо-коричневого цвета и даже использования отдельных ее образцов частным порядком, добиться хотя бы частичной стандартизации формы одежды не удалось. Части Белорусской самообороны (БСА), обеспечение которых обмундированием было целиком возложено на белорусскую сторону, так и не получили стандартной формы одежды и своим внешним видом ничем не отличались от партизан. Личный состав белорусской полиции, батальонов Белорусской краевой обороны (БКА) и даже некоторых частей 30-й гренадерской дивизии СС (русская № 2) носил модифицированную униформу «общих СС» (черный китель с голубыми обшлагами, воротником и клапанами карманов, черные брюки и пилотку), старую униформу вермахта и различных вспомогательных организаций (Организации Тодта, Имперской службы трудовой повинности и др.) без знаков различия. Местной полицией и самообороной использовались также отдельные элементы советского обмундирования в сочетании с вышеупомянутыми образцами (фиг. 1).
Одним из немногих исключений являлся 13-й батальон СС, солдаты и офицеры которого носили стандартное обмундирование «общих СС», введенное в 1938-1939 гг. (серый мундир с отложным воротником и брюки навыпуск), с соответствующими знаками различия на погонах и петлицах. На левом рукаве мундира вместо эсэсовского орла нашивался треугольный щиток цветов белорусского национального флага, расположенных вертикально.
В частях БКА приказом от 18 марта 1944 г. были введены кокарда с «Погоней», бело-красно-белый нарукавный щиток с наклонным расположением полос, красные петлицы с белым двойным крестом и погоны с красными лычками (от одной до четырех) для нижних чинов и серебряными звездочками (от одной до трех) для офицеров (чины от майора до полковника имели помимо звездочек серебряный галун поперек погона ). Примерно месяц спустя эта схема погон была заменена новой - с васильками и колосками желтого цвета (см. с. 38). До официального введения петлиц и погон высшие чины БКА носили красные петлицы со знаками различия СС и погоны германского образца (фиг.З).
Для белорусской дивизии СС были разработаны особые петлицы: черные с белым «двойным» крестом. Однако неизвестно, использовались ли эти петлицы на практике. Такой же крест был определен в качестве тактического знака для дивизионного автотранспорта, но использование его ничем не подтверждается. Существовало также два варианта нарукавных щитков: один с вертикальными полосами (белой, красной и белой) и желтым «двойным» крестом в центре, с красной окантовкой и надписью «WEISSRUTHENIEN» вверху. Другой вариант, включенный в схему нарукавных знаков для иностранных добровольцев СС (февраль 1945 г.), представлял собой гладкий белый щиток с красной полосой, наклоненной под углом 45°, и надписью «BIELOROUSSKAIA».

Несмотря на то что батальоны «Нахтигаль» и «Роланд» являлись двумя частями единого целого, внешне они сильно различались между собой. Личный состав батальона «Нахтигаль» носил стандартное обмундирование вермахта, с германскими погонами и петлицами. Единственным отличием, указывавшим на национальную принадлежность этого формирования, были нашитые на погоны желто-голубые ленточки, иногда - желто-голубые нарукавные повязки. Солдаты и офицеры батальона «Роланд» (фиг. 1) получили комплекты обмундирования цвета хаки со складов бывшей чехословацкой армии. На воротнике кителя нашивались петлицы темно-красного сукна с зубчаткой - как в Украинской Галицийской армии 1918 - 1920 гг. Офицеры носили на обоих рукавах ниже локтя от одной до трех золотистых нашивок в зависимости от ранга (командир батальона имел три нашивки). На головных уборах были кокарды с украинским трезубцем, сохранившиеся на австрийских складах еще со времен Первой мировой войны. Экипировка и вооружение обоих батальонов были немецкими.
На снабжение украинской вспомогательной полиции поступало обмундирование самых разных образцов: модифицированная униформа «общих СС» (см. выше), списанное обмундирование вермахта, Организации Тодта, Имперской службы трудовой повинности и других служб Третьего рейха, а также одежда с трофейных складов. В качестве отличительных знаков использовались белые и желто-голубые нарукавные повязки. На головных уборах полицейские могли носить круглую кокарду с желтым трезубцем на голубом поле и желтым обрамлением. Личный состав полицейских батальонов носил полевую форму вермахта или германской полиции. Головными уборами обычно служили черные пилотки «общих СС», а с 1943 г. - кепи общеармейского образца. Для личного состава «активной службы» (батальоны «шума») в начале 1943 г. была установлена специальная эмблема в виде свастики в лавровом венке, носившаяся на головном уборе и левом рукаве кителя. В последнем случае свастику обрамлял девиз - «TREU TAPFER GEHORSAM» («Верный, Храбрый, Послушный»). Были введены также черные петлицы, на которых размещались знаки различия в виде серебристых галунов и звездочек, и такие же погоны с вышитой на них свастикой. Цвет выпушки петлиц и погон, свастики на погонах и рисунка нарукавной эмблемы был светло-зеленый в охранных частях, оранжевый - в жандармерии, красный - в пожарной охране (цвета служб германской полиции). В порядке позднейшей стандартизации получили распространение нарукавные знаки с белым рисунком и погоны с белой свастикой (фиг. 2).
Украинская гражданская полиция на территории Генерал-губернаторства носила темно-синюю униформу: китель, брюки-галифе и кепи с красным кантом для нижних чинов и серебряным - для офицеров. Знаками различия служили погоны: синие - у рядовых и унтер-офицеров и красные - у офицеров. На воротники нашивались красные петлицы с зубчаткой, а на головные уборы - круглые кокарды с голубым трезубцем на желтом поле. На левом рукаве все чины гражданской полиции носили красную ленту с надписью «General-Gouvernement» (Генерал-губернаторство) - такую же, как носила польская полиция (фиг.З).

Согласно приказам начальника Генерального штаба сухопутных войск вермахта № 5000/43 от 29 апреля 1943 г. и организационного отдела Генштаба № 14124/43 от 29 мая того же года добровольцам вспомогательной службы («хиви») украинской национальности и личному составу украинских частей восточных войск было предписано носить погоны и петлицы, по образцу тех, что вводились в русских частях, а также желто-голубую овальную кокарду (желтый овал - снаружи) и желто-голубой нарукавный щиток с трезубцем и буквами УВВ - «Украiнсько визвольне вiйско» (Украинская освободительная армия) (фиг. 1). На практике эта система не получила широкого распространения, в то же время известны случаи ношения знака УВВ чинами не только украинских частей в составе вермахта, но и батальонов «шума».
Солдаты и офицеры 14-й дивизии СС носили стандартное полевое обмундирование и снаряжение войск СС. Отличительными знаками дивизии являлись нарукавный щиток с изображением галицийского льва и трех княжеских корон желтого цвета на голубом поле, который носили как на правом, так и на левом рукаве кителя или шинели, а также петлицы с изображением такого же льва (фиг. 2). Известно, что еще до введения официально утвержденных петлиц фабричного изготовления некоторые чины дивизии изготовляли «львов» вручную и крепили их на гладкие черные петлицы, причем это изображение не всегда соответствовало официально утвержденному образцу.
Украинская национальная армия (УНА) согласно первоначальному замыслу ее организаторов должна была получить собственные униформу и знаки различия. Речь шла о системе, существовавшей в армии Украинской Народной Республики 1919-1921 гг.: знаки различия в виде декоративных шнуров - на рукаве ниже локтя, а также декоративных петлиц с элементами, усложнявшимися в соответствии с рангом. Однако найти материал для воссоздания столь сложной системы было невозможно, и УНА получила упрощенную схему знаков различия, созданную по другим (прежде всего германским) образцам (фиг. 3). Солдаты двух дивизий УНА продолжали носить германскую полевую форму войск СС (1-я) и вермахта (2-я). Звания различались по звездочкам и полоскам на погонах (с.44). В качестве знака национального отличия могла использоваться кокарда в виде украинского трезубца на голубом поле с желтым обрамлением, наподобие той, что носили украинские полицейские, или желто-голубая овальная кокарда, установленная для украинских добровольцев в составе вермахта. Менее вероятно ношение чинами УНА нарукавного знака с желтым трезубцем на голубом поле, с надписью» «UKRAINE» - голубыми буквами по желтому полю - вверху. Возможно, этот знак существовал только в проекте, так как его использование документально не подтверждено. То же самое можно сказать и о черных петлицах с белым трезубцем, включенных в изданную в феврале 1945 г. схему петлиц для иностранных добровольцев СС.

Сергей МАЛЬЦЕВ, врач.

Эстонский национализм

Что такое эстонский национализм? Реактивный национализм, практически зеркальное отражение национализма балтийских немцев. Он служил и служит формой интеграционной идеологии для эстонцев, включая отдельных людей в определенную политическую систему. Эстонский национализм сложился как языковой. Считается, что если бы в Эстонии не было эстонского языка, то здесь вообще ничего бы не было. Языковая община с ее миллионом или около того эстоноязычных, уязвимая даже для самых незначительных демографических сдвигов, является критическим пределом, который и при любых других обстоятельствах с трудом обеспечивал бы нашей стране сохранение современной лингвистической культуры на всех уровнях.

Политика эстонского государства и языковой национализм

Эстонское государство, реституированное в условиях беспрецедентных и необычайно стремительных социально-экономических изменений регрессивного характера, радикализировало эстонский языковой национализм, стало радикальнее самих эстонцев. Задача националистического государства - это по преимуществу уничтожение чужаков, их языка, их культуры. Особенно, когда национализм сочетается с массовым страхом перед лицом будущего и является отражением позиции народа, который в панике отступает под давлением сил истории, и даже успехи его воспринимаются скорее как симптом внутренней слабости.

Кто такие неэстонцы

Неэстонцы, являющиеся гражданами России, по определению представляют ее в исторической тяжбе эстонского и русского народов. Они могут быть иррациональной частью своей личности связаны крепкими узами со своей малой родиной Эстонией, но умом и волей с российским отечеством.

Другой идеотип, это эстонский гражданин, русский по происхождению. Он заключил договор с вновь созданным (реституированным) государством, чтоб своей волей и умом способствовать более справедливому обустройству в новом отечестве для себя и своих детей. При этом его иррациональная любовь принадлежит родине, от которой он отделен границей, и граница эта прошла в душах и сердцах этих граждан.

Третий идеотип неэстонца, пребывающего на территории Эстонии, это тот чьи разум и воля не позволили ему выбрать отечество по разным причинам, но проблема идентичности стоит для них достаточно остро, требуя своего решения.

Сегодняшнее историческое состояние неэстонца

У неэстонцев в Эстонии каждый день - апокалипсис: наркомания, СПИД, проституция (в том числе и детская), преступность через край, ликвидация русского среднего и высшего образования, проблемы с государственным языком, безработица, церковный раскол, деморализация политической, деловой и духовной элиты. Русские к этому привыкли. Им, по большому счету, ничего не нужно - только отстаньте. Русский невменяем. С русскими надо уметь говорить очень упрощенно. Никогда точно не известно, что они поняли, и что не поняли. Это их сегодняшнее историческое состояние. Куда звать этих непутевых людей?

Искушение диаспорой

Россия собирается помочь диаспоре научиться выживанию, в т.ч. используя опыт других народов. Именно этим надо бы заняться многочисленной армии научных работников и журналистов, специализирующихся на диаспоральной тематике.

Очевидно, что диаспора может себя конституировать и выжить, только если станет очевидно, что ее представители не собираются осуществлять государственные перевороты в странах пребывания. Данное обстоятельство требует от диаспоральных объединений политики балансирования. Жизнеспособность диаспоры как этнокультурной общности страны зависит от готовности ее представителей жить в соответствии с определенными в данном государстве правовыми нормами, от умения вести диалог с властями. Этому следует учиться у еврейской и армянской диаспор. Немало примеров, когда евреи составляют значительную часть русских (по самоназванию) общественно-политических движений и организаций в странах Балтии и успешно применяют накопленный еврейской диаспорой многовековой опыт сохранения этнокультурной идентичности для защиты прав "русскоязычного населения" и поддержки русского культурного пространства.

В России считают, что именно попытка опереться на т.н. "протестный электорат" и привела к кризису российскую диаспоральную политику. Нынешней российской власти нужна симпатичная, адаптированная, имеющая влияние в политических и экономических кругах страны проживания часть российской диаспоры, и, главное, желающая помогать России.

Чему русских учит опыт еврейской диаспоры

Еврейский народ является изобретателем первоначального политического кинизма. Он и по сей день дает наиболее яркий в "нашей" цивилизации образ сопротивления притесняющим властям. Политический кинизм евреев опирается на одновременно ироническое и меланхолическое знание о том, что все проходит - и государства и угнетатели - и что единственно непреходящим остается пакт избранного народа со своим богом. Еврейский взгляд на историю всегда имел взрывную политическую силу: он обнаруживал бренность власти. Еврейский киник прослеживает фантазии власть имущих о собственной государственной неуязвимости, доходя до самой их сути. И дойдя до нее, он говорит "нет". Историческое сознание евреев формирует их в группу не участвующую в сакрализации чужой власти, носителям которой приходиться жить, мучаясь этим.

Ни одна воля к власти не выносит иронии, направленной на то, чтобы пережить эту власть.

Кризисы адаптации неэстонцев

Власть девитализирует и обманывает. Простые люди чувствуют это и переживают гораздо сильнее интеллектуалов. Однако непосредственное переживание, само по себе, слепо и немо. Поэтому попытка явно и систематически осознать непосредственнаeе переживание никогда не может быть лишней. Быть может, это не приведет нас ни к чему новому, но укрепит нас в старом, давно знакомом, устранит возможные сомнения и колебания и придаст нашим чувствам значение и силу убеждений.

В Эстонской Республике, где часть выдает себя за целое, девитализация социальных и национальных групп в значительной мере совпадает. Реликты социальных девиаций, проросших в обществе Эстонии, вызваны необходимостью приспосабливаться 8 к жизни в состоянии, с которым мы, казалось, распрощались уже давно и навсегда. Мы вынуждены заново привыкать к мерзостям, опасностям и неудобствам, оставленным, казалось бы, в далеком, едва различимом прошлом.

Организованная преступность, проституция, наркомания среди детей и взрослых, сексуальная эксплуатация детей, бездомность, нищенство, брошенные на произвол судьбы психически больные люди. Список мерзостей можно продолжить: распад семей, снижение рождаемости, рост детской заболеваемости и смертности, расцвет проституции и порнографии, венерические болезни, СПИД и туберкулез. Такова логика социальной энтропии - игры на понижение, в которую вовлекла эстонцев и русских политическая элита, инфицировав значительные социальные и национальные группы экзистенциальными страхами.

"Мы - как раз те люди, с которыми нам не велели знаться родители".

Сволочь - дрянной люд, шатуны, воришки, негодяи, где либо сошедшиеся (Владимир Даль, Толковый словарь, том. V). Это определение практически подходит к каждому, кто занимает место в структуре государства, на предприятиях и в социальных институтах, и при этом имеет весьма приблизительное представление о том, в каком направлении движется "Белый корабль" государства.

Пропасть между лояльностью и собственными знаниями становится все шире. Из-за этого трудно определиться с собственной позицией. По отношению к какой стороне мы сохраняем лояльность? К государству, поставившему целью ликвидацию русских национальных институтов или к самим социальным институтам? Или каждый из нас лоялен исключительно собственным жизненным интересам? Но тогда мы постоянно вступаем в изменчивые, далеко неоднозначные связи с государством, русскими социальными институтами, капиталом, партиями и т.д. Но при этом мы все больше забываем о том, ЧТО нам всем ВМЕСТЕ надо искать в этом "богоспасаемом предприятии", называемом Эстонской Республикой.

"Сойти с поезда" или "делать то же, что и другие".

Если посмотреть сегодня на питательные почвы и жизненные пространства, на которых пышно разрослись девиации, то сразу станет ясно, что они созданы согласием неэстонцев выживать, искажая свою жизнь смирением и приспособленчеством. На бюрократическое насилие зарвавшейся власти мы не смогли ответить даже иронией, простым человеческим "нет". Зато инфицировали своих детей страхом, а те в свою очередь бегут от жизни в мир дурмана, становясь наркоманами. Выживание это всегда вырождение. Так функционирует психополитическая динамика "русского вопроса" в Эстонии.

Поэтому эмиграция сегодня стала диагнозом, характеризующим массовую психологию молодых неэстонцев да и части эстонцев. Целые слои населения уже давно в душе живут где угодно, только не в этой стране. Они не чувствуют себя связанными с тем, что называется основополагающими ценностями эстонского общества.

В связи с этими явлениями напрашиваются два альтернативных решения. Первое циничное - "делать то же, что и другие", потому что отдельный человек вправе ориентироваться на необходимость самосохранения. Второе решение, выражающее озабоченность - кому лучше от того, что наиболее восприимчивые в моральном отношении люди покидают "Белый корабль дураков" цинического эстонского общества.

Эмиграция может быть полезной для выяснения моментов истины, если мы будем правильно понимать ее значение. Для эмигрантов решение "сойти с поезда" может быть правильным. У них нет желания лично принимать участие в процессе ликвидации циничной властью русского культурного пространства и превращении детей неэстонцев в социальных девиантов. Они сознают, что власть утратила способность различать созидание и разрушение. Решение бежать является правильным еще и потому, что глупая храбрость ничего не доказывает. Только безнадежные дураки расходуют силы на безнадежную борьбу тогда, когда существуют более благоприятные жизнненные пространства.

Оставаться на месте, если это не трусость и не меланхолия, не соучастие и не соглашательство, тоже правильно. Это соответствует нашему жизненному опыту, свидетельствующему, что любой конфликт, от которого мы уклонились, тем не менее еще настигнет нас.

Отъезд других говорит нам, остающимся: здесь, в Эстонии, где мы пребываем, никакая жизнь невозможна - для нас. А для вас?

24 февраля состоялись очередные торжества по поводу дня эстонской независимости. Впервые в новейшей истории страны традиционные шествия националистов не имели явной русофобской поступи. Скорее наоборот – всех жителей страны настойчиво приглашали на одну сторону политических баррикад, отринув былые обиды и обвинения.

Таков гибридный эффект миграционного кризиса в ЕС: десятки государств Евросоюза изо всех сил противостоят нашествию беженцев. Не смущаясь отсутствием смуглых переселенцев в пределах собственных границ. С активным надрывом работая на перспективу сбережения малых народов Европы от больших народов Азии и Африки.

В конце 2015 года на улицах финских городов появились гражданские патрули в черных куртках с надписями «Soldiers of Odin» . Название взято из скандинавской мифологии, причём дохристианской. О́дин – верховное божество и царь-жрец, смиренный волхв и бог победы, повелитель валькирий, покровитель бесстрашных воинов и властитель Валгаллы. Его имя внушает ужас неистовым боевым буйством, копье Одина никогда не промахивается, восьминогий конь втаптывает в прах любых супостатов…

Финские Солдаты Одина открыто заявили об антимигрантской направленности своего патрулирования. Понаехали тут басурмане, понимаешь, шагу не пройти. С удивительным проворством филиалы «Soldiers of Odin» появились в Норвегии, Швеции и в прибалтийских странах. На официальной основе, с регистрацией новых общественных объединений, уплатой членских взносов, медийными мероприятиями, уличными шествиями и т.д. С целью выдавливания неправильных иностранцев из Северной Европы – цивилизованным образом или как получится.

В Финляндию за 2015 год действительно прибыло 38.000 мигрантов. В Швецию – около 180.000, рекордный показатель концентрации беженцев относительно местного народонаселения. В Норвегию в 2015 году приехало около десяти тысяч человек из беднейших и разрушенных регионов планеты. Миграционный фактор стал доминирующим в демографии королевства – за последние 10 лет доля афроазиатского населения Норвегии возросла в 10 раз, с 1 до 10 %. Кстати, только норвежские патрули Солдат Одина моментально спровоцировали ответные действия. Мусульманская молодежь Осло организовалась в свои патрули. Столкновения между патрульными пока маловероятны по веским географическим причинам. «Одинцы» патрулируют небольшие норвежские городки, их визави – норвежскую столицу.

В Эстонию и Литву за весь 2015 год приехало десятка два мигрантов из новой европейской волны-миллионника. Латвия официально приняла шесть человек.

Появление «Soldiers of Odin» в Прибалтике – акт заблаговременного давления на сомнительных иностранцев. Аналог общеизвестного предупреждения на трансформаторной будке или ЛЭП. Гостеприимное «Не влезай – убьет!», оформленное для наглядности молнией. Или двумя, с рунической стилизацией и факельными маршами. Как получится. У эстонских одиносолдат, у их командиров в гражданской форме одежды получается весьма своеобразно.

В пылу борьбы с отсутствующими мигрантами они готовы примириться с присутствующими российскими «агентами»!

Радикальные, националистические и консервативные силы Эстонии (политические и околополитические) демонстрируют нелюбовь к новым иммигрантам вкупе с симпатией к русскоязычному населению. По крайней мере, на словах. Основные тезисы данного симбиоза таковы:

«Мы живем под одной крышей и должны дружить».

«Мы все европейцы и чужаки нам не нужны».

«Беженцы-мигранты не будут работать, они лентяи и проходимцы».

«Иностранцев будут содержать на пособия и пенсии за наш счет».

«Нам самим работы (жилья, школ, льгот, перспектив) мало».

«Не желаем ухудшения криминальной обстановки, существования чуждых Европе обычаев и традиций».

«Не позволим сделать из Таллинна аналог Могадишо».

«Среди новых пришельцев множество боевиков халифата, преступников, насильников и террористов».

«Давайте отправим всех чужаков назад, в пекло войны и нищеты. Будем активно их жалеть в комфортных европейских условиях».

Еще несколько лет назад националисты Эстонии, Латвии и Литвы незваными пришельцами именовали собственных соотечественников русского происхождения. Называли их потомками оккупантов, наследниками угнетателей местного населения, проводниками имперской политики. Радовались внедрению уникального статуса «неграждан», бредовым искам о финансовых компенсациях к РФ, очередному глумлению над памятниками советской эпохи.

Сегодня эстонские правые и ультраправые распространяют воззвания к своей целевой аудитории… на русском языке! В том числе весомые политические силы – консерваторы из Народной партии и активисты Партии народного единства: «Речь идет о сохранении эстонской государственности, эстонской культуры, эстонской идентичности.… Наша цель – сплотить людей всех национальностей, Эстонии необходим референдум об отказе от принудительной иммиграции…»

Страх перед квотированным распределением беженцев оказался сильнее выдуманных ужасов о русских «оккупантах».

Бронзовый советский солдат не полезет под юбку эстонской женщине – собственно, как и любой адекватный житель или гость этой страны вне зависимости от своей национальности, расы, вероисповедания.

Для прохождения в парламент, для желаемого итога антимигрантского референдума крайне важны голоса русскоязычных граждан Эстонии. Коих насчитывается 25 % всего электората – и это весьма активно голосующая часть.

Новый эстонский национализм ситуативен. Главная цель текущего момента – поставить законодательный барьер миграционной политике ЕС. Предотвратить революционный демографический сдвиг в маленькой Эстонии. Где численность этнических эстонцев неумолимо сокращается при нулевой иммиграции. За годы восстановленной независимости – с 963 до 895 тысяч человек. Для этой цели все средства хороши – и театрализованные парни в куртках с именем скандинавского бога, и ласковые реверансы в адрес русскоязычных соотечественников, и угрозы уроженцам неевропейских стран.

На планы размещения войск НАТО в Эстонии креативность местного национализма не распространяется. Как и удивительные высказывания президента страны о невозможности построить процветающую Эстонию по причине… физического соседства с Россией! Норвежцы с финнами явно не в курсе занимательной политической географии от Т. Х. Ильвеса. Накануне сложения президентских полномочий (в августе 2016) главе государства позволительны русофобские выпады. Амбициозным националистам приходиться думать о политическом будущем в поиске ситуативных союзников.

P.S. К практике тюремного заключения за злободневные политические шутки (!) всегда можно вернуться после выборов и референдумов. 25 февраля 2016 года суд Курземского района Риги приговорил жителя Латвии к шести месяцам тюрьмы за ироничную сетевую петицию о присоединении страны к РФ. Надо было шутить о вхождении Латвии в США, вместо камеры получил бы медаль с почетной грамотой, если не кресло в парламенте…