Автобиографическая книга «Я умею прыгать через лужи» напечатана в 1955 году, когда Алан Маршалл был уже опытным и признанным на родине литератором. В 53 года он возвратился в светлый мир детства. Он вспоминает эпизоды из своей жизни, особенно подчеркивая моменты преодоления трудностей. Его маленький герой, у которого не действуют ноги, может перемещаться только на костылях. Ниже мы рассмотрим героев произведения и его краткое содержание. «Я умею прыгать через лужи» описывает, как Алан выполнил свою задачу, стал вровень со здоровыми ровесниками и даже во многом стал выше их.
Болезнь
Мальчик родился крепким и здоровым на радость родителям. У него был дома целый зоопарк: опоссум, которого он приручал, старый умный какаду Пэт, собака Мэг, кошка. Но когда Алан пошел в школу, то вспыхнула эпидемия полиомиелита. Он был единственным ребенком в поселке, который им заболел. Соседи рассуждали о божьей каре, но отец отнесся к этому совершенно иначе. Он не стал молиться, а со временем поместил сына в больницу.
К этому времени Алан вообще не чувствовал ног. К тому же они согнулись и не разгибались, и спина деформировалась. Так горько начинается повесть, которую мы рассматриваем. Изучим ее краткое содержание. «Я умею прыгать через лужи» описывает не прыжки над лужами, а куда более серьезные достижения сначала ребенка, а потом подростка.
В больнице
В начале XX века в Австралии не было специальных детских больниц. В большой палате среди 14 больных Алан был единственным ребенком. Пациенты заботливо отнеслись к нему. Мальчику даже понравилось, что он так тяжело болен и привлек всеобщее внимание. Тем более он верил, что это все временно, и он скоро будет объезжать лошадей.
Алан больше всего подружился с Энгусом Макдональдом. И тот его приободрял, когда должна была наступить операция. Алан заснул, когда ему дали наркоз, а очнулся, когда все было кончено, только гипс не застыл. Он был еще мягкий и влажный. Мальчику говорили, что нельзя двигаться, но он все равно шевелился, чтобы узнать, что после этого произойдет. А получилось так, что гипс затвердел неправильно и больно впивался в ногу. Под ним образовалось воспаление. Оно очень болело, и Алан, когда никто не видел, плакал.
Гипс сняли, но Алан бредил от воспалительного процесса еще неделю. А потом у него все плохо срасталось. Чтобы улучшить кровообращение, мальчика стали вывозить в кресле-каталке на улицу. Его заинтересовало устройство кресла, и вообще, он обрадовался, увидев что-то кроме больничной палаты.
Один мальчик, который кого-то навещал в больнице, проходил мимо забора и бросил Алану кулек с леденцами. Кулек упал далеко, но Алан твердо решил его подобрать. Он раскачал свою каталку, выпал из нее и дополз до заветных конфет. Упорство в достижении цели, как мы увидим, изучая краткое содержание «Я умею прыгать через лужи», было главным качеством Алана.
Дома
Когда Алан вернулся домой, то никто не стал относиться к нему, как к калеке, да и сам он себя так не воспринимал. Одноклассники заходили за ним и отвозили в школу на коляске. Как-то раз один из мальчиков пригрозил стукнуть его по спине. Алан не смолчал, обещал ответить так, что от недруга останется мокрое место.
Все ребята серьезно отнеслись к предстоящей драке. После занятий они вырезали противникам палки, усадили обоих на землю, и драка началась. Она окончилась победой Алана. Этот эпизод, который показывает отвагу Алана, безусловно, достоин того, чтобы войти в краткое содержание. «Я умею прыгать через лужи», повесть Маршалла, описывает его очень красочно.
Охота
И хотя Алан очень окреп, ноги его не хотели слушаться, а ведь так много интересного существует в мире помимо школы. Вместе со своим другом Джо Кармайклом он ходил на охоту на костылях. 
Они ставили капканы и проверяли их каждый день, а кроме того, брали трех собак, которые выслеживали кроликов и зайцев. Шкурки они продавали скупщику, и таким образом ребята зарабатывали себе карманные деньги. Для Алана, у которого ноги не хотели слушаться, каждый шаг на костылях был преодолением себя, хотя в этом он не отдавал себе отчета. Так описывает свое полное движения детство Маршалл. «Я умею прыгать через лужи» - это книга воспитания человека.
У потухшего вулкана
Как-то раз все ребята собрались взобраться на высокий кратер и скатывать в него камни. Алан, хоть дорога на костылях его и выматывала, шел вместе с ними. Покатав камни вниз, все решили спуститься на дно. Алан решил не отставать от них, хоть ему и было страшно. Все уже были на дне, когда Алан, оставив костыли, пополз в жерло. Он добрался до самого низа, когда все уже решили подниматься наверх.
Путь назад оказался намного тяжелее, чем вперед. У него очень болели колени и руки, сильно стучало сердце. Но Алан был удовлетворен. Это был его новый шаг в преодолении себя. Так можно понять этот эпизод, который описал Маршалл. «Я умею прыгать через лужи» - повесть о том, что человек не будет инвалидом, если не хочет быть им.
Что еще происходило с Аланом
Сын наездника твердо решил научиться сидеть на лошади. У одного из мальчиков в школе был пони. И Алан, приложив неимоверные усилия, занимаясь этим два года, научился твердо сидеть в седле и управлять лошадкой, хотя ноги совсем бездействовали.
Он поразил своего отца, когда однажды въехал верхом на пони в их двор, и показал, что лошадка под ним гарцует, а он свободно управляет ею. Еще Алан научился плавать. В их местности не только дети, но и взрослые этого не умели. Он учился сам. Сначала смотрел на лягушек, как они плавают, потом читал руководства, и только когда один прохожий, живущий не в их краях, показал, как надо работать руками, у Алана все стало отлично получаться.
Это далеко не все достижения Алана, а только их очень краткий пересказ. «Я умею прыгать через лужи» - это произведение, которое описывает все вехи формирования несгибаемой личности.
Главные персонажи, которые окружают Алана
Вокруг Алана находятся по большей части друзья, которые не обращают внимания на его дефект. Друзья и родители - это главные герои. «Я умею прыгать через лужи» -
произведение, которое наполнено их силой и поддержкой. Отец и мать, хоть и переживают за сына, но позволяют ему развиваться, как здоровому мальчугану.
Два друга, Джо Кармайкл и Фредди Хоук, не дают его в обиду никому, а смелая девочка Мэгги Муллиген однажды защитила Алана от разъяренного быка.
Книга «Я умею прыгать через лужи» невольно заставляет сравнивать себя с Аланом Маршаллом и переосмысливать свои поступки.
Краткое содержание работы
В этой повести сам автор вспоминает свое нелегкое детство. Будучи ребенком Алам заболевает детским церебральным параличом и впоследствии у него отнимаются ноги, и двигаться он может только при помощи костылей. Он оказывается сильным мальчиком, который борется со своим недугом. Труды его были славно вознаграждены: Алам стал удачливый охотник; смелый наездник; хороший пловец в горном озере, которого опасаются даже взрослые, победитель в палочном бою. А в конце повести Алан собирается стать бухгалтером и писателем.
Хотя Алан был больным ребенком, он в душе этого не хотел признавать. Ему казалось, что в нем живут два мальчика, один его двойник. (Строки из повести) “Другой мальчик был всегда со мной: он был слабый, всегда жалующийся, полный страха и опасений, всегда умоляющий меня считаться с ним, всегда из эгоизма пытающийся сдерживать меня”. Всегда, когда Алану нужно было принимать решение умом и сердцем он отталкивал его, освобождался от его влияния.
Алан думал, что для детей нет никакой разницы между хромым и здоровым человеком. И я с ним в этом плане полностью согласна. “В детстве бездействующая, ставшая бесполезной нога, не вызывает стыда, лишь когда научаешься распознавать взгляды людей, не умеющих скрывать свои чувства, появляется желание избегать их общества. И - страшная вещь - такие откровенно презрительные взгляды исходят только от людей со слабым телом, всегда помнящих о собственной физической неполноценности. Сильные люди не сторонятся калеки - его состояние слишком далеко от их собственного”.
Алан считал, что он не калека, но люди часто называли его так и в конце концов он должен был признать, что подходит под это определение, но он верил, такое состояние причиняет другим неудобство и огорчения, ему оно нипочем.
“Мироощущение больного ребенка такое же как и у здорового”. Вот так считал Алан в юношеские годы.
Для меня эта повесть очень близка, потому что я сама родилась с таким диагнозом - “Детский церебральный паралич”. И я вполне понимаю Алана, что это такое, не ходить. Но благодаря моей маме, ее заботам обо мне, и благодаря врачам, я в 5 лет досконально побежала и поверю, в том есть и моя заслуга, потому что я была “живой” ребенок. А сейчас в последствии “ДЦП” у меня задержка в речи.
Но я уверена, что и этот недуг мне удастся вычеркнуть из моей жизни.
При подготовке этой работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru
Заказывайте: рефераты - 150 р. курсовые - 700 р. дипломы - 2500 р.
Оценить/Добавить комментарий:
Неудовлетворительно
Удовлетворительно
Шестилетний мальчишка заболевает страшной болезнью полиомиелитом. У него отнимаются ноги. После сложной операции, многочисленных испытаний мальчик не теряет надежду вновь ходить. Благодаря ежедневным испытаниям и суровым занятиям спортом в таком состоянии мальчик во конце концов не только поборол болезнь и научился вновь ходить, но и стал отличным наездником. Научился плавать и лазить по скалам. Воплотил в жизнь свои и отцовские мечты.
Главная мысль рассказа Маршалла Я умею прыгать через лужи
Каждое, на первый взгляд, непобедимое испытание можно преодолеть, если верить в свои силы и упорно бороться с ним.
В совершенно обычной австралийской семье живет мальчишка. Его отец работает объездчиком лошадей. Их семья совершенно обыкновенная и ничем не отличается от остальных похожих семей. Мечта родителей вырастить хорошего человека в лице сына. Отец имеет свои мечты, связанные с наследником. Они вкладывают в своего ребенка очень много сил и надежд. Ничего не предвещало скорого несчастья, которое очень скоро постигло бедного ребенка. Страшная и безгранично жестокая болезнь, по имени полиомиелит, приковала к постели невинного и не в чем неповинного ребенка. У него отнялись ноги. Бедное дитя не могло даже шевелить ими.
Его дальнейшая жизнь стала немыслимо жестокой и ужасающей для многих. Мальчик долгое время лежал в больнице. Ему пришлось перенести тяжелейшую операция. После операции невинное дитя еще очень долго мучался пытаясь ходить на костылях. Единственное, что помогало ему справиться со всем кошмаром своей жизни – его целеустремленность и сила воли. Всего-то шестилетний ребенок еще не понимает полностью через что проходит. Его стремление быть равным своим сверстникам, ничем им не уступать давало ему силу.
Ребенок очень сильно старался и мучался, чтобы достигнуть результата, чтобы вновь ходить. Он каждый день сурово закалял свое тело. Научился плавать в этом полу подвижном состоянии в ледяном озере, куда большая часть взрослых людей боялись вступить. Он еле-еле карабкается на скалы и лазит в овраг. Все эти испытания приводят к тому, что в конце концов он осуществляет мечту отца и становится отличным наездником.
Видеть каждый день лица родных, одноклассников, сверстников, которые смотрят с жалостью в глазах, не совсем легко, тем более для ребенка. Ему помогло справиться с ужасным испытанием неумение читать на лице окружающих людей их эмоции, которые очень многие и не пытаются спрятать.
Картинка или рисунок Я умею прыгать через лужи
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Лесков Обман
Начиналось все вполне обычно.Их полк был поселен в одном из румынских селений.Военные начали ходить к помещику местному.В карты поиграть, да алкоголь попить.Ну и пусть бы с ним только помещик за эти похождения брал деньги с них и в карты обыгрывал.
- Краткое содержание Железный поток Серафимович
Начало 20-х годов 20 века. В России идёт гражданская война. В кубанских степях от белоказаков спасается множество людей.
- Краткое содержание Дикие лебеди Андерсена
Сказка Г. Х. Андерсена – «Дикие лебеди» повествует об изумительно чистой и самоотверженной любви. Главные события происходят в жизни королевской семьи среди законных детей короля и их новой «матерью»
- Краткое содержание Побег Станюкович
В этом произведении говорится об адмиралтейском сыне. Мальчика зовут Василий, ему около 10 лет. Действие рассказа происходит в Севастополе, городе на берегу моря. Вася живет в добротной усадьбе
- Краткое содержание Платонов Разноцветная бабочка
На морском побережье проживала бабушка Анисья. Окружающие не знают о ее возрасте. Живет она исключительно ожиданием собственного сыночка Тимоши, однажды побежавшим в горы за бабочкой
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Маршалл Алан
Я умею прыгать через лужи
Алан Маршалл
Я умею прыгать через лужи
ОБ АЛАНЕ МАРШАЛЛЕ И ЕГО КНИГЕ
Обычно книги больше рассказывают об авторе, чем личное с ним знакомство. С Аланом Маршаллом – крупным современным писателем Австралии все у меня получилось наоборот. До знакомства я прочел его книгу со странным, на наш слух, названием "Я умею прыгать через лужи". Эта книга, искренняя и страстная, сразу пленила меня. Повествовалось в ней о мальчике-калеке, которого тяжелая болезнь в раннем детстве лишила возможности ходить. О его страданиях. О его упорстве и о том, как, пользуясь костылями, он учился двигаться самостоятельно.
Мальчик был сыном объездчика лошадей. Он рос среди необычной, буйной и суровой природы. С детства общался с людьми очень тяжелого труда, с аборигенами, которые после колонизации Австралии стали пасынками своей изобильной родины, едва добывающими на хлеб очень тяжелым трудом. И от них, от этих людей труда, от обездоленных, но не сломившихся, маленький австралиец воспринимал их мудрость, их трудолюбие, их душевное богатство. Необычная это была книга. Она и в малой мере не повторяла автобиографические книги о детстве и юности, принадлежащие перу великих писателей. От нее так и веяло необычным могуществом природы, на фоне которой с особой болью вырисовывался недуг маленького, мужественного человека. Но при всем том книга была глубоко оптимистическая, улыбчивая, прошитая здоровым народным юмором. Словом, книга эта, изданная Детгизом для детей, по-настоящему увлекла меня, взрослого и не молодого уже человека. Как-то очень заинтересовала в авторе, и я живо представил его этаким худощавым, обиженным природой человеком, смотрящим на мир мудрыми, печальными глазами.
Так было по прочтении первой книги Алана Маршалла. Потом я узнал, что он прилетел в Москву. Узнал и удивился – каково-то ему с костылями совершить такое гигантское путешествие через добрую половину земного шара, да еще со многими пересадками в пути. Мы назначили свидание в ресторане нашего литературного клуба, и вышло так, что я немного опоздал. Народу в этот час было не очень много. Я знал, что Алан уже здесь, и стал искать глазами худощавого человека с мудрыми, печальными глазами.
И вот из-за стола, за которым сидели мои друзья, знатоки литератур английского языка, вдруг поднялся могучего сложения крупный человек, с красиво вылепленной, большой головой, с загорелым лицом, со светлыми глазами, глазами, в которых светилась приветливая улыбка. Он широко улыбался мне навстречу, видимо забавляясь тем, что глава мои, несколько раз скользнув по его лицу, продолжали искать кого-то другого. Только тут заметил я, что богатырь этот стоит немного странно, прочно опираясь о стол обеими, большими, очень сильными руками.
Так мы познакомились. И в первый же день этого знакомства образ человека-страдальца с печальными; глазами, созданный моим воображением, разметался в пух и прах. Да, конечно, все было так, как описано в его книге. Могучий торс вырастал из неподвижных, высохших ног. Были, разумеется, и костыли. Но, несмотря на все, человек этот был необыкновенно подвижен, продвигался быстро, нес свое тело легко и, я бы даже сказал, изящно, и лицо его при этом неизменно хранило бодрое, жизнерадостное выражение, а в светлых глазах не угасали огоньки юмора.
Потом, познакомившись поближе, я узнал, что к человеку этому, столь безжалостно обиженному судьбой, меньше всего подходит название калека. Скажу, не боясь впасть в преувеличение, что среди множества иностранных писателей, которых я знаю и с которыми дружу, нет человека более активного, деятельного, подвижного, да, именно и подвижного, чем он. Он постоянно в разъездах по своей огромной, редко населенной стране. Собирает материалы. Читает лекции. Выступает на рабочих митингах. Он в курсе всех дел своего народа и один из самых активных граждан своей страны.
С юных лет он мечтал стать писателем и осуществил эту свою мечту. Как человек и как писатель он посвятил себя активной борьбе против социальной несправедливости и неустанно ведет эту борьбу и в жизни и в литературе. Он давний и пламенный друг Советского Союза. Он видит в нашем государстве, в нашем социальном строе прообраз будущего мира на земле. Он верит в социализм, в его победу, и даже в труднейшие дни истерических испытаний, когда многие из друзей страны нашей начинали колебаться или даже временно покидали нас, Алан Маршалл был непоколебим в своей вере в социализм и в первую страну социализма.
И тогда, в 1964 году, после первой своей поездки по Советскому Союзу, поездки большой и утомительной, он, легко перенеся все дорожные тяготы, писал:
"Поездка в Советский Союз породила у меня, как у писателя, живые мысли; Я хочу во весь голос рассказать о тех чудесах, которые я видел там, чтобы австралийцы, менее счастливые, чем я, могли разделить со мною радость открытий, сделанных во время этого путешествия".
Может быть, это била просто вежливая фраза, которой он благодарил гостеприимных хозяев? Ничего подобного. Мой друг Алан не из тех, кто говорит протокольные комплименты. Вот уже два с лишним года он на деле осуществляет эти слова. Пишет статьи. Читает в университетах и колледжах лекции о Советском Союзе: Выступает среди рабочих. Настоящий человек, преданный своей идее.
Он уже не молод. Ему давно перевалило за шестьдесят. Но какое юношеское пламя в его светлых глазах! Какая в нем вера и убежденность!
Это творческий человек до мозга костей. Даже в своих разговорах он продолжает творить и рассказывает так интересно, что каждый такой его рассказ, оброненный хотя б в застольной беседе, – это почти готовая новелла. Его можно записывать и сдавать в печать.
Так и случилось однажды. Алан рассказал друзьям о том, как много лет назад он с другом-аборигеном остановили лошадей на мысе Йорк, на берегу океана, и увидели стаю птиц тяжело опускавшихся на мокрый прибрежный песок. Это были птицы из Сибири, пересекшие материк и океан, чтобы перезимовать в теплой Австралии.
– Они живут у нас. Набираются сил, а в ответ на наше гостеприимство уничтожают у нас вредных насекомых, – рассказывал писатель, – потом они улетают в свою Сибирь вить гнезда и выводить птенцов, а наша страна становится лучше, потому что на полях: наших меньше вредителей!
И, обобщая, писатель сообщил:
С тех пор прошло много лет. Я встречал не мало советских людей на нашей земле, и каждый их приезд делает мою Австралию немного лучше. Вы оставляете у нас частицу своего доброго сердца, и нам становится легче жить.
Оксана Кругерская записала этот прелестный рассказ Алана, и он, этот рассказ, как бы оброненный автором на дороге, впервые вышел на русском, а не на английском языке.
Мы же – советские люди, советские читатели – можем сказать, что и сам автор рассказа является такой вот перелетной птицей, которая, прилетая к нам, оставляет у нас частицу своего сердца, своей души, запечатленную в статьях и книгах, и тем делает нас богаче, помогает нам жить.
Таким даром писателя советским читателям является автобиографическая трилогия Алана Маршалла. В ней три части: уже знакомая нам "Я умею прыгать через лужи" и продолжающие ее – "Это трава" и "В сердце моем".
Перед читателем проходит жизнь мальчика, юноши, мужчины – человека нелегкой судьбы, с зорким глазом и широко раскрытым сердцем, чутко реагирующим на беды и боль своего народа. Это книги суровые, мужественные, правдивые. И хотя писатель вряд ли в них что-то домысливает – судьба его решается как судьба типичного австралийца-труженика, прокладывающего свой нелегкий жизненный путь сквозь джунгли капиталистического общества.
Книга смело вводит советского читателя в мир мало знакомой ему страны, по образы этих книг, в ходе чтения, становятся нам близкими и дорогими, и невольно, забывая о том, что это всего только книга, мы начинаем волноваться за их судьбу, переживать их невзгоды, печалиться и радоваться вместе с ними.
Алан Маршалл – один из тех счастливых писателей, который своими книгами, статьями, публичными лекциями, рефератами, выступлениями, всей нелегкой жизнью своей помог многим найти свое место, обрести веру в свои силы, ощутить радость бытия. И книга, которую вы сейчас начнете читать, это он сам, мужественный, неутомимый, жизнерадостный, с веселой хитринкой в светлых, совсем молодых глазах.
Вот все, что я счел долгом сказать вам, читатель, напутствуя вас в путешествие по этой книге, по жизни моего австралийского друга Алана Маршалла.
Б. Полевой
ПРЕДИСЛОВИЕ K РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Впервые все три части моего автобиографического романа выходят под одной обложкой. И как радостно, что это исключительно важное для меня событие произошло в Советском Союзе, в стране, которой я, как писатель, обязан столь многим и с народом которой связан уважением и дружбой.
События, о которых рассказывается в этой книге, развертываются на фоне обстановки специфически австралийской. Речь идет о периоде, который ушел в прошлое – машины начали вытеснять лошадей, а синдикаты – поглощать мелкие предприятия, созданные инициативой одиночек.
Я рос в стране, непохожей на вашу. Здесь листья деревьев обращены к земле, чтобы укрыться от солнца, тогда как в вашей стране сочная листва тянется навстречу солнцу. Мою землю населяли редкостные животные и птицы, солнце жгло у нас немилосердно, засуха и лесные пожары несли разорение фермерам.
Я родился в 1902 году, через сто четырнадцать лет после того, как в Австралии появились первые поселения ссыльных каторжан. Отец мой, родившийся в начале шестидесятых годов прошлого столетия, знавал этих поселенцев, на спинах их еще сохранились следы каторжной" плети. Таким образом, можно сказать, что в этой книге говорится о молодой стране, в то время как история вашей страны простирается далеко в глубь веков.
И хотя обстановка, в которой развертывается действие этой книги, для вас необычна, герои ее, я надеюсь,
будут вам близки. Уверен, что мой отец чувствовал бы себя в Советском Союзе как дома. Я рос под влиянием отца, и когда впервые посетил Советский Союз, мне показалось, будто я приехал на свою родину. Люди моего детства, так же как и ваши люди до революции, мечтали о земле обетованной для трудящихся, о стране, где у всех были бы равные права. Но осуществить, развить эту мечту суждено было людям вашей страны.
В трех книгах, объединенных в этом томе, жизнь моя предстает передо мной как шествие к своего рода победе. Путь мой часто пролегал и среди пустых однообразных равнин, но я старался там не задерживаться. Много препятствий одолевал я на своем пути, были в нем свои вершины, моменты озарения, когда передо мной раскрывался вдруг весь предстоящий мне путь. Эти моменты сами по себе могли быть вполне заурядными, но для меня они были полны значения. Надеюсь, они окажутся значительными и для вас.
Я описал в этой книге все перевалы и вершины моей жизни. В том или ином виде они, как мне кажется, встречаются на пути любого человека.
Один советский друг сказал мне как-то, что ему нравится повесть "Я умею прыгать через лужи" (первая часть этой трилогии), в ней, по его словам, он узнал и свое детство. Я был счастлив услышать это, ибо я хотел в повести о себе рассказать о жизни всех детей.
В этой книге встречаются и дурные люди – ведь и в жизни они есть, – я же пишу именно жизнь. Но, надеюсь, я ни на минуту не потерял из виду, что всех нас, мужчин и женщин, лепит общество, в котором мы живем, и часто, очень часто человеческие слабости – результат влияния определенных условий общества, а не недостатков характера самих людей. Я убежден, что, человек от природы добр. Если же он оказывается дурным, значит, его сделали таким обстоятельства.
Книга моя утверждает именно эту истину. Я писал сваю повесть не для одних только австралийцев, но также и для вас, дорогие советские читатели, для всех людей, которые верят в величие Человека.
Алан Маршалл
Австралия, штат Виктория, Октябрь 1966 г.
Я умею прыгать через лужи
Моим дочерям Гепсибе и Дженнифер,
тоже умеют прыгать через лужи
Лежа в маленькой комнате "парадной" половины нашего деревянного домика в ожидании повитухи, которая должна была помочь моему появлению на свет, моя мать могла видеть из окна огромные эвкалипты, покачивающиеся на ветру, зеленый холм и тени облаков, проносившихся над пастбищами.
– У нас будет сын, – сказала она отцу. – Сегодня мужской день.
Отец наклонился и посмотрел в окно, туда, где за расчищенными выгонами высилась темно-зеленая стена зарослей.
– Я сделаю из него бегуна и наездника, – с решимостью произнес отец, Клянусь богом, сделаю!
Когда приехала повитуха, отец улыбнулся ей и сказал:
– Право, миссис Торенс, я думал, пока вы приедете, малыш уже будет бегать по комнате.
– Да, мне надо бы приехать еще с полчаса назад, – резким тоном ответила миссис Торенс. Это была грузная женщина, с пухлым смуглым лицом и решительными манерами. – Но когда нужно было запрягать, Тед все еще смазывал бричку... Ну, а как вы себя чувствуете, дорогая? – обратилась она к моей матери. – Уже начались схватки?
– И пока она говорила со мной, – рассказывала мне мать, – я вдыхала запах сделанной из акации ручки хлыста, висевшего на спинке кровати, – он принадлежал твоему отцу, – и видела, как ты мчишься галопом на лошади и размахиваешь этим хлыстом, высоко подняв его над головой, точно так же, как делал твой отец.
Когда я появился на свет, отец сидел на кухне с моими сестрами. Мэри и Джейн хотели, чтобы у них был братец, которого они могли бы водить с собой в школу, и отец обещал им, что у них будет брат, по имени Алан.
Миссис Торенс принесла меня, чтобы показать им; я был завернут в пеленки из красной фланели. Она положила меня на руки отцу.
– Как-то странно было смотреть на тебя, – говорил он мне потом. – У меня сын!.. Я хотел, чтобы ты все умел делать: и верхом ездить, и справиться с любой лошадью – вот о чем я думал тогда... И, конечно, чтобы ты хорошо бегал... Все говорили, что у тебя сильные ножки. Я держал тебя на руках, и это было как-то странно. Я все думал, будешь ли ты похож на меня или нет.
Вскоре после того как я начал ходить в школу, я заболел детским параличом. Эпидемия вспыхнула в Виктории в начале девятисотых годов, а потом из густонаселенных районов перекинулась в сельские местности, поражая детей на уединенных фермах и в лесных поселках. В Туралле я был единственной жертвой эпидемии, и на много миль вокруг люди говорили о моей болезни с ужасом. Слово "паралич" они связывали с идиотизмом, и не одна двуколка останавливалась на дороге, а ее хозяин, перегнувшись через колесо, чтобы посудачить с повстречавшимся приятелем, задавал неизменный вопрос: "А ты не слышал – дурачком-то он не стал?"
На протяжении нескольких недель соседи старались побыстрей проехать мимо нашего дома и в то же время настороженно, с каким-то особым интересом поглядывали на старую ограду, на необъезженных двухлеток в загоне и на; май трехколесный велосипед, валявшийся возле сарая. Они звали своих детей домой пораньше, кутали их потеплей и с тревогой всматривались в их лица, стоило им кашлянуть или чихнуть.
– Болезнь поражает человека, как божья кара, – говорил мистер Картер, булочник, который твердо верил в это. Он был директором воскресной школы и однажды среди других объявлений, обводя учеников мрачным взглядом, торжественно возгласил:
– В следующее воскресенье на утреннем богослужении преподобный Уолтер Робертсон, бакалавр искусств, будет молиться о скорейшем исцелении этого стойкого мальчика, пораженного страшной болезнью. Просьба ко всем присутствовать.
Отец узнал об этом и, встретив на улице мистера Картера, стал ему объяснять, нервным движением руки покручивая свои рыжеватые усы, как я умудрился подцепить болезнь:
– Спина создана для ноши, – с набожным видом пробормотал булочник.
Он был членом церковного совета и в каждой беде видел руну божью. С другой стороны, по его мнению, за всем, что приносило людям радость, скрывался дьявол.
– На все божья воля, – произнес он с довольным видом, убежденный в том, что слова эти понравятся всевышнему. Он не упускал ни одного случая снискать расположение господа.
Отец презрительно фыркнул, выражая этим свое отношение к подобного рода философии, и ответил довольно резко:
– Спина моего сына вовсе не была создана для ноши, и позвольте сказать вам: никакой ноши и не будет. Уж если говорить о ноше, то вот кому она досталась. – И он притронулся пальцем к сваей голове.
Немного спустя он стоял у моей кровати и с тревогой спрашивал:
– Алан, у тебя болят ноги?
– Нет, – ответил я ему. – Они совеем как мертвые.
– Черт! – воскликнул он, и его лицо мучительно исказилось.
Мой отец был худощав, бедра у него были узкие, а ноги кривые, следствие многих лет, проведенных в седле: он был объездчиком лошадей и приехал в Викторию из глуши Квинсленда.
– Я это сделал из-за детей, – объяснял он, – ведь там, в глуши, школ нет и в помине. Если бы не они, никогда бы я оттуда не уехал!
У него было лицо настоящего жителя австралийских зарослей – загорелое и обветренное; проницательные голубые глаза прятались в морщинах, порожденных ослепительным солнцем солончаковых равнин.
Один из приятелей отца, гуртовщик, как-то приехавший навестить нас, увидев отца, который вышел к нему навстречу, воскликнул:
– Черт возьми, Билл, ты и сейчас прыгаешь не хуже эму!
Походка у отца была легкой и семенящей, и ходил он всегда с опущенной головой, глядя в землю; эту привычку отец объяснял тем, что он родом из "страны змей".
Иногда, хватив рюмку-другую, он носился на полуобъезженном жеребце по двору, выделывая курбеты среди валявшихся там кормушек, поломанных старых колес и оглобель и разгоняя клохчущих кур; при этом он испускал оглушительные вопли:
– Неклейменный дикий скот! Наплевать на все! Эй, берегись!
И, осаживая коня, он срывал с головы шляпу с широкими полями и размахивал ею, как бы отвечая на приветствия, и раскланивался, поглядывая при этом на дверь кухни, где обычно в таких случаях стояла мать, наблюдавшая за ним с улыбкой – чуть насмешливой, любящей и тревожной.
Отец любил лошадей не потому, что с их помощью он зарабатывал на жизнь, а потому, что находил в них красоту. Он с удовольствием рассматривал каждую хорошо сложенную лошадь. Наклонив голову набок, он медленно похаживал вокруг нее, тщательно изучая все ее стати, ощупывая ее передние ноги в поисках ссадин или припухлостей, говоривших о том, что ей приходилось падать.
– Хороша такая лошадь, – не раз повторял он, – у которой крепкая, добрая кость, лошадь с длинным корпусом и к тому же рослая.
Для него лошади не отличались от людей.
– Это факт, – утверждал он. – Я их довольно повидал на своем веку. Иные лошади, если чуть дотронешься до них кнутом, дуются на тебя, точно дети. Есть такие ребятишки: надери им уши – и они с тобой много дней говорить не будут. Затаят обиду. Понимаешь, не могут забыть. Вот и с лошадьми то же самое: ударь такую кнутом – и сам не рад будешь. Поглядите на гнедую кобылу Коротышки Дика. Она тугоузда. А я ее заставил слушаться узды. Суди сам... Она вся в своего хозяина – Коротышку. Кто захочет его взнуздать, порядком намучится. Он мне до сих пор фунт должен. Ну, да бог с ним. У него и так ничего за душой нет...
Мой дед по отцу, рыжеголовый йоркширец, был пастухом... Он эмигрировал в Австралию в начале сороковых годов прошлого века. Женился он на ирландской девушке, приехавшей в новую колонию в том же году. Я слышал, что дед явился на пристань, как раз когда пришвартовался корабль с ирландскими девушками, прибывшими в Австралию, чтобы устроиться прислугой.
– Кто из вас согласится сразу выйти за меня замуж? – крикнул он столпившимся у поручней девушкам. – Кто не побоится?
Одна крепкая голубоглазая ирландка с черными волосами и большими руками оглядела его и после минутного раздумья крикнула в ответ:
– Я согласна! Я выйду за тебя замуж!
Она перелезла через поручни и прыгнула вниз... Он подхватил девушку, взял ее узелок, и они вместе ушли с пристани; он увел ее, обняв за плечи.
Отец, самый младший из четырех детей, унаследовал от своей матери ирландский темперамент.
– Когда я был еще малышом, – рассказывал он мне, – я угодил одному возчику пониже уха стручком акации, – а ты ведь знаешь, если сок попадет в глаза, можно ослепнуть. Парень чуть не спятил от злости и бросился на меня с дубиной. Я кинулся к нашей хижине и заорал благим матом: "Мама!" А тот малый, черт побери, шутить не собирался. Когда я добежал до дома, он меня почти настиг. Казалось, что спасения нет. Но мать асе видела и уже ждала у дверей, держа наготове котелок с кипящей водой. "Берегись, – крикнула она, это кипяток! Подойди только, и я ошпарю тебе физиономию..." Черт возьми, только это его и остановило. Я вцепился в подол ее платья, а она стояла и смотрела на парня, пока он не ушел.
Мой отец начал работать уже с двенадцати лет. Все его образование ограничилось несколькими месяцами занятий с вечно пьяным учителем, которому каждый ученик, посещавший дощатую лачугу, служившую школой, платил полкроны в неделю.
Начав самостоятельную жизнь, отец колесил от фермы к ферме, нанимаясь объезжать лошадей или перегонять гурты. Свою молодость он провел в глухих районах Нового Южного Уэльса и Квинсленда и мог без конца о них рассказывать. И благодаря рассказам отца эти края солончаковых равнин и красных песчаных холмов были мне ближе, чем луга и леса, среди которых я родился и рос.
– В тех глухих местах, – как-то сказал мае отец, – есть что-то особенное. Там чувствуешь настоящую радость. Заберешься на поросшую сосной гору, разведешь костер...
Он умолк и задумался, глядя на меня взволнованно и тревожно. Потом он сказал:
– Надо будет сделать какое-нибудь приспособление, чтобы твои костыли не увязали в песке: мы ведь когда-нибудь отправимся в те края.
Вскоре после того как я заболел, мускулы на моих ногах стали ссыхаться, а моя спина, прежде прямая и сильная, искривилась. Сухожилия начали стягиваться и затвердели, так что мои ноги постепенно согнулись в коленях и уже не могли разгибаться.
Это болезненное натяжение сухожилий под коленями пугало мою мать, которая опасалась, что мои ноги навсегда останутся согнутыми, если не удастся как можно скорее выпрямить их. Глубоко встревоженная, она вновь и: вновь приглашала доктора Кроуфорда, чтобы он назначил такое лечение, которое позволило бы мне нормально двигать ногами.
Доктор Кроуфорд, который плохо разбирался в детском параличе, недовольно хмурил брови, наблюдая, как мать каталась вернуть жизнь моим ногам, растирая их спиртом и оливковым маслом – средство, рекомендованное женой школьного учителя, утверждавшей, что оно излечило ее от ревматизма. Проронив замечание, что "вреда от этого не будет", Кроуфорд решил оставить вопрос открытым до тех пор, пока он не наведет в Мельбурне справки об осложнениях, которые бывают после этой болезни.
Доктор Кроуфорд жил в Балунге, небольшом городке в четырех милях от нашего дома, и навещал больных на окрестных фермах, только когда заболевание было очень серьезным. Он разъезжал в шарабане с полуподнятым верхом, на фоне голубой войлочной обивки которого эффектно выделялась его фигура, когда он кланялся встречным и приветственно помахивал кнутом, подгоняя свою серую лошадку, трусившую рысцой. Этот шарабан приравнивал его к скваттерам {Скваттер (англ.) – крупный землевладелец. (Прим. перев.)}, правда, лишь к тем из них, чьи экипажи не имели резиновых шин.
Он неплохо разбирался в простых болезнях.
– Могу сказать вам с полной уверенностью, миссис Маршалл, что у вашего сына не корь.
Полиомиелит принадлежал к числу тех болезней, о которых он почти ничего не знал. Когда я заболел, он пригласил на консилиум еще двух врачей, и один из них установил у меня детский паралич.
Этот врач, который, казалось, так много знал, произвел на мою мать большое впечатление, и она стала его расспрашивать, но он ответил только:
– Если бы это был мой сын, я бы очень тревожился.
– Еще бы, – сухо заметила мать и с этой минуты утратила к нему всякое доверие.
Но доктору Кроуфорду она продолжала верить, потому что после ухода своих коллег он сказал:
– Миссис Маршалл, никто не может предугадать, останется ли ваш сын калекой или нет, будет он жить или умрет. Я думаю, что он будет жить, но все в руце божьей.
Эти слова утешили мою мать, но на отца они произвели совсем иное впечатление. Он заметил, что доктор Кроуфорд сам признал, что никогда не имел дела с детским параличом.
– Раз они начинают толковать, что "все в руце божьей", – значит, пиши пропало, – сказал он.
В конце концов доктору Кроуфорду все же пришлось решать, как быть с моими сведенными ногами. Взволнованный и неуверенный, он тихо выбивал дробь своими короткими пальцами по мраморной крышке умывальника у моей постели и молча смотрел на меня. Мать стояла рядом с ним в напряженной, неподвижной позе, как обвиняемый, ожидающий приговора.
– Так вот, миссис Маршалл, насчет его ног. М-м-м... – да... Боюсь, что остается только одно средство. К счастью, он храбрый мальчик. Нам надо выпрямить его ноги. Это можно сделать только силой. Мы должны их насильно выпрямить. Вопрос – как это сделать? Лучше всего, по-моему, каждое утро класть его на стол и вам всей тяжестью наваливаться на его колени и давить на них, пока они не выпрямятся. Ноги надо вплотную прижать к столу. И делать это, скажем, три раза. Да, думаю, трех раз достаточно. А в первый день, скажем, два раза.
– Это будет очень больно? – спросила мать.
Каждое утро, когда мать укладывала меня на спину на кухонный стол, я смотрел на висевшую над камином картину, изображавшую испуганных лошадей. Это была гравюра: две лошади, черная и белая, в ужасе жались друг к другу, а в нескольких футах от их раздувавшихся ноздрей сверкали зигзаги молнии, вырывающейся из темного хаоса бури и дождя.
Парная к ней гравюра, висевшая на противоположной стене, изображала этих же лошадей в тот момент, когда они в бешеном испуге уносились вдаль: гривы их развевались, а ноги были растянуты, как у игрушечной лошадки-качалки.
Отец, принимавший все картины всерьез, нередко подолгу вглядывался в этих лошадей, прикрыв один глаз, чтобы лучше сосредоточиться и правильно оценить все их стати.
Однажды он сказал мне:
– Они арабской породы, это верно, но нечистых кровей. У кобылы нагнет. Взгляни-ка на ее бабки.
Мне не нравилось, что он находит у этих лошадей недостатки. Для меня они были чем-то очень важным. Каждое утро я вместе с ними уносился от нестерпимой боли.
Страх, обуревавший их и меня, сливался воедино и тесно связывал нас. как товарищей по несчастью.
Мать моя упиралась обеими руками в мои приподнятые колени и, крепко зажмурив глаза, чтобы удержать слезы, всей тяжестью наваливалась на мои ноги, пригибая их книзу, пока они, распрямившись, не ложились на стол. Когда ноги выпрямлялись под тяжестью ее тела, пальцы на них растопыривались и затем скрючивались наподобие птичьих когтей. А когда сухожилия начинали тянуться и вытягиваться, я громко кричал, широко раскрыв глаза и уставившись на обезумевших от ужаса лошадей над камином. И в то время как мучительные судороги сводили мои пальцы, я кричал лошадям:
– О лошади, лошади, лошади... О лошади, лошади!..
Больница находилась в городке милях в двадцати от нашего дома. Отец отвез меня туда в крепко сколоченной двуколке, с длинными оглоблями, которой он пользовался, приучая лошадей к упряжи. Он очень гордился этим экипажем. Оглобли и колеса были сделаны из орехового дерева, а на задней стороне сиденья он нарисовал вставшую на дыбы лошадь. Нельзя сказать, чтобы изображение получилось очень удачным, и отец в свое оправдание приводил такое объяснение:
– Видите ли, лошадь еще не привыкла вставать на дыбы. Она делает это в первый раз и поэтому потеряла равновесие.
Отец запряг в двуколку одну из лошадей, которых он объезжал, и еще одну привязал к оглобле. Он держал коренника за голову, пока мать, посадив меня на дно двуколки, забиралась в нее сама. Усевшись, мать подняла меня и устроила рядом с собой. Отец продолжал что-то говорить лошади и гладил ее по потной шее:
– Стой, милая, стой смирно, тебе говорю.
Выходки необъезженных лошадей не пугали мою мать. Упрямые кони вставали на дыбы, падали на колени или рвались в сторону, задыхаясь от усилий сбросить упряжь, а мать смотрела на это с самым невозмутимым видом. Она сидела на высоком сиденье, приспосабливаясь к любому толчку; крепко держась одной рукой за никелированный поручень, она слегка нагибалась вперед, когда лошади с силой пятились, и откидываясь на спинку сиденья, когда они дергали двуколку вперед, но ни на минуту не отпускала меня.
– Нам хорошо, – говорила она, обвив меня рукой.
Отец ослабил удила и приблизился к подножке, пропуская вожжи сквозь кулак; он не сводил глаз с головы пристяжной. Поставив ногу на круглую железную подножку и схватившись за край сиденья, он помедлил минуту, продолжая кричать беспокойным, возбужденным лошадям: "Смирно, смирно!" – и неожиданным рывком вскочил на козлы в то время, как лошади попятились. Он ослабил вожжи, и лошади понеслись. Двухлетка, привязанная к оглобле недоуздком, рвалась в сторону, вытягивая шею; в этой неуклюжей позе она скакала рядом с коренником. Мы промчались через ворота, разбрасывая камни, под скрежет буксовавших, окованных железом колес.
Отец хвастал, что ни разу во время своих стремительных выездов он не задел столбов ворот, хотя щербины, пересекавшие их на уровне ступиц, говорили об ином. Мать, перегнувшись через крыло, чтобы увидеть, какое расстояние отделяет ступицу колеса от столба, каждый раз повторяла одни и те же слова:
– В один прекрасный день ты обязательно заденешь столб.
Когда мы свернули с грязной дороги, которая вела к воротам нашего дома, на вымощенное щебнем шоссе, отец придержал лошадей.
Книга Алана Маршалла «Я умею прыгать через лужи» – автобиография австралийского писателя. Это роман о сильном ребенке, который не видел в своем недуге препятствий для того, чтобы стать сильным достойным человеком и осуществить свою мечту.
Повествование начинается с рассказа о рождении Алана, о надеждах, возложенных на первого сына матерью и отцом, лучшим в округе объездчиком лошадей. Однако их чаяния рухнули, когда в мальчика разбил детский паралич. Его ноги бездействовали и с течением времени их мышцы полностью ослабли.
Алана поместили в больницу, где он был единственным ребенком в палате. Поначалу было тяжело отвыкнуть от дома, но вскоре мальчик привык к больничной жизни и даже обрел там взрослых друзей. Алану сделали операцию, и после нее мальчик стал чувствовать себя очень плохо. Фактически впервые Алан осознал, что он болен. После этого тяжелого периода он пошел на поправку. Врач стал ставить мальчика на костыли и вывозить на воздух в инвалидной коляске, чему Алан очень радовался.
После выписки Алан стал ходить на костылях и посещал школу. Дети не воспринимали его, как калеку и не дразнили, а с радостью с ним играли. Алан тоже не чувствовал себя чужаком среди них. Его смущало лишь отношение к нему среди взрослых, которые смотрели с сочувствием и призывали своих детей быть острожными в играх с мальчиком.
Алан сдружился с одним из лидеров класса Фредди Хоуком и своим соседом Джо Кармайклом. Мальчишки выступили секундантами на его драке с главным силачом школы, Стивом Макинтайром. Отец позволил Алану драться и посоветовал настоять на драке палками. Так как у Алана были развиты плечи и руки, он с легкостью одолел Стива.
С Джо Алан дружил теснее всего, они вместе ходили на охоту и рыбалку. Джо всегда терпеливо относился к обычным для Алана, идущего на костылях, падениям. Когда мальчики забрались в кратер потухшего вулкана, и Алан мучительно поднимался из него ползком, Джо с братиком ждали друга, вопреки просьбе идти по своим делам.
Семья Маршаллов была бедной, но отец скопил на коляску для Алана. Теперь сын не падал и не выматывался на прогулках. Он научился плавать, единственный в округе.
Возчик Питер Маклеод однажды взял Алана с собой в лагерь лесорубов. Мальчик посмотрел, как валят лес, помогал разжигать костер и готовить и восхищался сильными лошадьми Маклеода. Для него, как позже сказал отец, это была проверка на самостоятельность, которую Алан выдержал.
Спустя два года Алан поразил отца, научившись держаться в седле на пони. Повзрослев, Алан записался на курсы бухгалтеров в колледже Мельбурна, мечтая работать по профессии и потом стать писателем. Родители решили ехать вместе с ним, тем более что объездка лошадей уже не была актуальна с распространением автомобилей. Джо, узнав об отъезде друга, заметил, что ему будет сложно передвигаться на костылях по людному городу. Но Алан как всегда отбросил все опасения: «Кто думает о костылях!»
